понедельник, 17 февраля 2014
Бьется колесо о водуАвтор: Трость с галстукамиБета: Трость с галстукамиРазмер: макси, 18 370 слов
Пейринг/Персонажи: Ронднуар/Рафаэлло/Роше, упоминаются Натс, Сникерс, Скиттлз, мейл!Твиксы и др.
Категория: слэш
Жанр: мистика + драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: эта мельница стоит тут, верно, не один век. Старая и обветшалая, она затягивает в свои стены, окутывает пологом тайны и колдовства и больше не отпускает - никогда.
Примечание/Предупреждения: мат, средневековое!АУ, заимствование сеттинга из повести "Крабат, ученик колдуна".
Голод постепенно усиливался. Сначала Рафаэлло думал, что будет проще — раньше, еще в той, прошлой жизни ему случалось не есть и сутки, и несколько, питаясь только изредка сорванными ягодами или орехами. Но эти два месяца жизни впроголодь могли свалить с ног кого угодно.
Рафаэлло считал, что виноватой во всем была война.
Он не знал ни одного человека — в своей деревне ,или в других — который бы не проклинал «эту чертову войну». Родители самого Рафаэлло погибли там, сгорела его деревня, не стало всех, кого он раньше знал. Для него она не была приключением или сказкой. Она попросту превратила его жизнь — пускай не самую лучшую, но счастливую и сытую — в какое-то пустое, бессмысленное существование. Рафаэлло даже не знал, закончилась ли война или все еще идет — для него не изменилось ничего. Он все так же бродяжничал, как и в первые дни после гибели деревни, перебирался из одного поселка в другой, стучался в каждый дом, где горел свет.
Иногда ему открывали, и он спрашивал любую работу, по дому или во дворе — не за деньги, а за что-нибудь съестное и порой за кров. Ему везло временами, но редко — чаще ему попадались такие же нищие, как и он. Эта война унесла множество душ, погасила жажду жить у множества, принесла бесчисленное горе и страдания всем. Рафаэлло помнил, как в пламени его гибнущей, зараженной оспой, деревни, подожженной солдатами, остались его родители. Не было даже могил — только черное пепелище, да едкий дым от сгоревших домов и тел разжигал ноздри. Сам он выскользнул чудом, сбежал, незамеченный в темноте, и долго бродил по окрестным лесам, выискивая хоть какое-то пропитание. Потом, когда он вышел к дороге, сумел работать, жизнь стала легче, но этой зимой не везло вовсе. То ли неурожай, то ли заново вспыхнувшие сражения были тому виной — Рафаэлло не знал, но пропитание добывать стало в разы тяжелее.
Бесполезным это было — даже пытаться жить так дальше. Рафаэлло знал, что ни единого шанса дотянуть до весны у него не было.
Но жить с каждым днем хотелось все отчаяннее.
Этот странный сон приснился Рафаэлло в ночь, которую он провел на старом сеновале с протекающей крышей. Во сне Рафаэлло стоял на перекрестке множества дорог — одни, ровные и утоптанные, вели куда-то вниз, другие — извивистые и тяжелые, поднимались вверх. Над ним кружили вороны — большие черные птицы. Они спускались ниже, даже садились к нему плечи — Рафаэлло отгонял их, но тщетно.
— Иди к старой мельнице у Шварцкольма, — раздавался над ними чей-то голос. — У Шварцкольма!
Голос был человеческий, сильный и уверенный — и все внутри у Рафаэлло от него замирало, не было сил не повиноваться ему.
Проснулся он с ощущением смутной тревоги. Не к добру все это было.
Путь до ближайшей деревни был коротким — до полудня он уже подходил к покосившемуся плетню крайнего дома. Рафаэлло никогда раньше не бывал в этих местах, но ему чудилось — или взаправду так было? — что дорогу он знал отлично.
Но еще — и это настораживало больше всего — ему казалось, что какой-то ворон его преследует всю дорогу от сеновала. Он кружил над ним, как тогда, во сне, что-то каркал, летел вперед него, словно показывая дорогу, куда-то увлекая.
— Дурной знак, — пробормотал Рафаэлло себе под нос, поглядывая в небо. — Воронье над живыми не кружит…
Тут же вспомнился тот странный сон — к чему же все это вело?
«Шварцкольм», — навязчиво стучало в его голове. — «Шварцкольм…».
— Шварцкольм, — он сам не заметил, как произнес это вслух.
— Шварцкольм-то? — крестьянин, проходящий мимо с полупустой тележкой, удивленно оглянулся. — Это ты мне?
— А вы знаете? — удивленно переспросил Рафаэлло, повернувшись к нему. — Где это?
— Да далековато будет, — задумчиво произнес крестьянин, почесав в затылке. — По той дороге и прямо, до леса, а дальше направо.
— Спасибо! — горячо воскликнул Рафаэлло и прибавил шагу, направляясь по нужному пути.
К ночи он до деревни не дошел — пришлось вновь устраиваться на ночлег по дороге. И вновь ему приснился тот же сон — и тот же голос, странный, зовущий.
«Умрешь же с голоду», — говорил его обладатель, и Рафаэлло понимал, что это и вправду было так. До весны ведь еще так далеко… Да и нужен он кому-то? А там, на мельнице, он найдет, чем заняться, что бы там не происходило.
— Где же эта мельница, — бормотал Рафаэлло, бредя поутру по пустынной дороге. Ноги мерзли — к вечеру снова пошел снег, крупный, зернистый. Он сыпался на голову Рафаэлло, заметал его следы, застилал глаза сплошной белоснежной пеленой.
«Поспать бы… — подумал он, ощущая, что ноги уже не держать его — хотелось прилечь прямо здесь, отдохнуть хоть немного. — Поспать…».
Не видя перед собой ничего, не ощущая, Рафаэлло медленно опустился на землю, отрешенно разглядывая кружащий над ним снег.
Из забытья его вынул резкий крик ворона, который так и не оставил его — продолжал лететь за ним всю дорогу.
— Шварцкольм! — почудилось ему в этом крике.
«Не сбейся с пути!», — произнес все тот же странный голос — наверное, во сне.
Рафаэлло раскрыл глаза, и, сделав над собой усилие, поднялся на ноги.
Он дойдет до Шварцкольма и узнает обладателя этого голоса.
Не может не дойти.
— Мельница? — хорошенькая девушка в красной накидке призадумалась, остановившись на дороге. — В деревне мельницы нет.
— Как нет? — Рафаэлло посмотрел на нее недоверчиво — не могло же быть, что он шел сюда зря. — И рядом? Нигде?
— Рядом есть, — охотно возразила та. — Но туда… Не идти лучше. Нечистое там творится, говорят. Водится… всякое.
Она зябко поежилась, поглядывая по сторонам, но впечатления на Рафаэлло ее предостережения не произвели.
— Всякое лучше холода, — легко откликнулся он, разворачиваясь. — Спасибо!
«Всякое, значит…», — думал Рафаэлло, шагая вперед. Он успел немного отдохнуть по дороге — его даже угостили лепешкой. — «Воронье… Не иначе, как колдовством промышляет хозяин мельницы…».
Ему вдруг вспомнился тот сон и его родители, которые звали его, хотели о чем-то сказать, предупредить… Быть может, колдовство помогло бы связаться с ними?
Рафаэлло было немного страшно, но от мысли о родителях он приободрился. Вдруг он даже сможет… оживить их?
«Да и что мне делать среди этой зимы без еды и без крова?», — подумал он, решительно шагая вперед. — «Пускай и колдовство, но жить же нужно!».
Дорога к мельнице выглядела совсем заброшенной — впечатление создавалось зловещее. Но темнота сгущалась все больше и больше, да и выбирать было не из чего.
Рафаэлло ускорил шаг: если зрение его не обманывало, мельница уже маячила на горизонте. Рядом лежал лес — густой, темный, даже отсюда казавшийся зловещим. Рафаэлло поежился — ему приходилось бывать в разных местах, но в этот лес снежной ночью зайти бы он не отважился.
В тусклом свете ущербной луны поблескивал снег и несла свои воды ледяная, быстрая река. Рафаэлло сделал еще несколько торопливых шагов, и, наконец, его взгляду открылась взгляду стоящая на берегу водяная мельница. Она выглядела будто бы заброшенной — никаких звуков не доносилось оттуда. Не скрипел снег под чужими ногами, не раздавались голоса, не шумели птицы. Рафаэлло показалось, что он будто бы попал в безвременье — такой пустой и тихой оказалась мельница.
Дойти до входа оказалось сложнее, чем он думал. Ноги сковывал странный, непонятый страх, и одновременно — в груди горело жгучее желание увидеть, что таится за потемневшей дубовой дверью.
— Меня звали туда, — вслух произнес Рафаэлло, остановившись у порога и нерешительно глядя на дверь. — Звали! Я гость, не вор и не разбойник!
Он осмелел окончательно: подошел вплотную к двери, протянул ладонь к тяжелой ручке.
И в то мгновенье, когда его пальцы коснулись холодной меди, дверь распахнулась.
Рафаэлло сам не заметил, как отшатнулся — уже через долю секунды он был за несколько шагов от двери, и, споткнувшись о кривую плитку, повалился на снег, ошалело глядя на хозяина мельницы. Тот стоял на пороге и смотрел на него в упор — каким-то странным, насмешливо-испытывающим взглядом, но больше ничего Рафаэлло уловить не мог. Свет, падающий из раскрытой двери, превращал фигуру незнакомца в темный силуэт, и Рафаэлло не мог рассмотреть ни черты его лица, не возраст, ни одежду.
— Не учили тебя, что при входе в чужой дом нужно стучать? — голос у хозяина был низкий и приятный, нестарого, молодого еще мужчины. Это был тот самый голос из сна — он бы узнал его из тысячи. — Зайдешь или так и будешь на снегу сидеть?
Рафаэлло подскочил, сжимая в руках старую и прохудившуюся шапку. Помедлив пару секунд, решительно вошел вовнутрь — хозяин посторонился, пропуская его.
При слабом свете масляной лампы можно было разглядеть, и как он выглядит. И впрямь нестарый еще — моложе сорока точно, а может, и еще младше. Смуглый, темноволосый и явно не из деревни родом — последнее было видно по походке, по осанке, по взгляду. Волосы, едва ли не до пояса, были связаны за спиной в низкий хвост. В темных глазах читалась та же насмешка-вызов, что и вначале; в руках — трость черного дерева.
— Я Рафаэлло, — он в упор поглядел на хозяина мельницы, но тут же отвел взгляд — смотреть в эти глаза было тяжело. — Это… вы звали меня? Кто вы?
Тот вдруг рассмеялся — негромко, но весело.
— Я, — отсмеявшись, подтвердил он. — Зови меня Мастером. Имена ведь нам ни к чему, а?
— Я ведь вам нужен был зачем-то? — немного помявшись, робко спросил Рафаэлло. — Ведь так?
— А что, если бы не нужен был бы, звал? — Мастер смотрел на него заинтересовано, не отходя с места и не отводя взгляда. — Мне ученик нужен. В мельничном деле… да и не только.
Он улыбнулся своей непонятной улыбкой, и Рафаэлло почувствовал, что его сковывает тот же непонятный страх, как и во дворе.
«Тут, на мельнице, творится ведь всякое», — вспомнил он слова той девушки в деревне и побледнел от плохих предчувствий.
— Раз зашел на мельницу — обратно не уйдешь, — Мастер все еще продолжал улыбаться, но уже иначе, и дурное что-то было в этом, зловещее. — Будешь моим учеником? Многому тебя научу, дам пищу, кров. Будешь? Отвечай!
Странно, но страх пропал, а в крови вдруг закипела какая-то решимость. Рафаэлло поглядел Мастеру прямо в глаза, вскинув голову, и произнес неожиданно смело:
— Буду, — сомневаться было не в чем. — Буду!
Ответ был правильным — это стало ясно по тому, как изогнулись губы Мастера в довольной ухмылке.
— Я знал, что не ошибся в выборе, — кивнул он, протянул руку — почему-то левую — и выжидающе поглядел на Рафаэлло. Он, помедлив, сжал его ладонь свой, все еще не зная, как ему себя вести. Рукопожатие было твердым, сухим и горячим — а уже в следующую секунду Рафаэлло небрежно отпихнули с прохода.
— Говорить с тобой буду завтра, — заметил Мастер, направляясь куда-то вглубь мельницы, к освещенному пятну. Там стоял грубый деревянный стол, окруженный множеством табуреток, и горела лампа. Справа виднелся проход, узкая лестница, ведущая куда-то наверх, а слева — небольшая дверь, к которой Мастер и направился.
Рафаэлло хотел спросить, куда ему идти, но тот опередил его.
— На столе хлеб, поешь, если голодный, а потом — по лестнице и направо, — бросил он, не оборачиваясь. — Найдешь там постель и… будь осторожнее.
После этих слов дверь слева плавно захлопнулась за ним, и Рафаэлло очутился в одиночестве. Постояв там пару секунд, он взял со стола несколько ломтей хлеба и медленно направился к лестнице, ведущей вверх.
В просторной, темной комнате наверху было двенадцать кроватей — на одну меньше, чем стульев внизу, как вспомнилось Рафаэлло. В каждой из них кто-то спал, но он не решился заглядывать и смотреть на других обитателей мельницы. Ближайшая к выходу кровать пустовала — там лежало небрежно сложенное одеяло, подушка, чистая одежда.
Рафаэлло осторожно проскользнул к ней, стараясь не потревожить никого из спящих. Доедая хлеб, взятый со стола, на ходу, он сдернул с себя грязную и промокшую от снега одежду и торопливо переоделся, переступая с ноги на ногу от холода.
Когда он устроился на жестковатой кровати, усталость, пережитая днем, разом накатила на него, и Рафаэлло заснул, сжавшись под тонким одеялом.
Странно все-таки начался этот год.
Проснулся Рафаэлло от того, что услышал чьи-то негромкие голоса у себя над головой.
— Бля, мелкий какой-то, тощий, как моль!
— Сник, заткнись, ты таким же был.
— Волосы странные, белые.
— Он на мельнице работать сможет?
— Говорю же вам, слабак!
— Сник!
— Что «Сник»? Что снова «Сник»?
— Роше, скажи им!
— Да замолчите вы трое, сейчас проснется еще.
— Вот, уже глаза открывает!
— А я что говорил…
Когда Рафаэлло открыл глаза, от едва не дернулся — вокруг него столпилось множество молодых парней, кто постарше, кто помладше. Когда его глаза немного привыкли к темноте, он даже смог сосчитать их — одиннадцать, по числу занятых кроватей.
Вперед выступил один из них — высокий, смуглый, темноволосый — чем-то неуловимо напоминающий внешне Мастера, но с доброй, приветливой улыбкой. Явно старше остальных — на вид ему было не меньше двадцати.
— Я Роше, — представился он, внимательно разглядывая Рафаэлло. — Старший среди подмастерьев. А это, — он оглянулся, — остальные…
— Натс, — кареглазый, темноволосый, ненамного младше Роше, с серьезным выражением лица.
— Сникерс, можно Сник, — черноволосый, синеглазый, с какой-то бесшабашной ухмылкой.
— Несквик, — странный, бледный, с непонятным выражением лица и почему-то с разного цвета глазами.
— ЭмЭндЭмс, — широкая улыбка, загорелая кожа, темные волосы, заплетенные в множество косичек.
— Скиттлз, — яркие, чудные волосы, с прядями всех цветов радуги.
— Пикник, — кудрявый, темно-русый, высокий, даже выше Роше, хмурый, будто недовольный чем-то.
— Кит Кат, — светловолосый, с веселой усмешкой и острым, пронизывающим насквозь взглядом.
— Орбит, — блондин, какой-то встрепанный, и глаза — Рафаэлло пригляделся — тоже непонятного цвета.
— Твикс! — сразу двое, в один голос — близнецы, с рыжевато-каштановыми волосами, маленькие совсем, младше его, лет тринадцати оба.
— Рафаэлло, — он с трудом вспомнил свое имя от такого обилия новой информации. — Приятно… познакомиться.
— Ты привыкнешь, — с все той же доброй улыбкой заверил Роше. — И всех запомнишь. Это только сперва так кажется, а потом — проще.
— Красивое имя, — заметил Натс, поглаживая свою белку на плече. — Нездешнее.
— Да, мои родители были из Италии, — кивнул Рафаэлло, подумав, что, может быть, хоть пара здешних ребят в своем уме. — А зачем вы…
— Среди ночи? — опередил его вопрос Роше. — Днем некогда будет. Но сейчас, — он окинул всех подмастерьев серьезным взглядом, — все идут спать. Утром у нас работа!
Ребята, один за одним, постепенно разошлись к своим кроватям, что-то бурча, негромко переговариваясь, только Роше остался рядом.
— Слушай, — он опустился на колени возле кровати Рафаэлло, поглядел ему в глаза. — Завтра тебе будет тяжело, Мастер вначале покажется жестоким, ребята — эгоистичными и злыми. Не жалуйся только никому, даже мне не стоит. Потом ты привыкнешь ко всему, приживешься, поймешь, что все не так, но пока — терпи. Я выкрою завтра минутку, поговорю с тобой, а пока — спи, набирайся сил.
Он подмигнул ему и, насвистывая тихонько какую-то мелодию, отошел, оставив Рафаэлло сидеть с широко раскрытыми глазами и полным непониманием всего.
Наверное, он прав.
Ему стоит выспаться.
— Доброе утро, Раф, просыпайся! — голос Роше, веселый и бодрый, напомнил Рафаэлло, что все произошедшее ночью не было сном.
— Я Рафаэлло, — пробормотал он, сползая с постели. — Доброе, а… а где все? — он оглянулся.
— Уже завтракают, — пожал плечами Роше, подходя ближе. — А имя — так короче. Вставай уже, без тебя все съедят!
Рафаэлло поднялся, кое-как пригладил взлохмаченные волосы, поправил одежду. Его почему-то пугала предстоящая встреча с Мастером — да остальные подмастерья были, по меньшей мере… странными.
— Ты помнишь, что я тебе говорил вчера? — Роше вдруг легко провел рукой по его голове, а потом тут же отстранился, как ни в чем не бывало. — Не жалуйся, не задавай лишних вопросов, не говори с Мастером без нужды, и, главное, терпи любую работу, даже самую тяжелую, только не сломайся. Запомнил? — он выжидающе посмотрел на него, и Рафаэлло медленно, как будто неуверенно, кивнул.
— И теперь — есть, — удовлетворенно скомандовал Роше, подходя к лестнице. — Не зевай!
— А Мастер? — Рафаэлло поспешил за Роше, нагоняя его. — Он будет на завтраке?
— А что тебе Мастер? — Роше даже обернулся, взглянул на него с удивлением. — О нем не беспокойся, он сам решит, как ему поступать. Говорю же, не думай даже лишний раз о нем… о, вот и пришли. Садись там, — он указал на свободное место.
Сказать об этом было проще, чем сделать — ночью думать о вчерашней встрече не было сил, а сегодня волнение накатило заново. Но стоило Рафаэлло увидеть тарелку с кашей, думать расхотелось сразу. Вспомнилось, что он не ел толком уже давно, и даже странные взгляды, которые на него порой кидали остальные ученики, не отвлекали его.
Мастера за столом не было — наверное, сидел у себя в комнатушке, той, в которую ушел вчера ночью. Рафаэлло вдруг отчаянно захотелось увидеть его еще раз, при свете дня, чтобы убедиться, что все то, что увидел он вчера, ему не привиделось при неверном свете лампы. Рафаэлло вспомнились его глаза — такие, будто… будто он уже видел все в этом мире, любой грех, любое зло. Странные глаза, словом.
От этих мыслей стало зябко даже при ярком солнечном свете и в окружении множества людей, но Рафаэлло, поймав вдруг уверенный взгляд Роше, расслабился. Он помнил, что вначале будет тяжело, но пускай, ведь у него здесь будет друг. В том, что Роше ему поможет — хоть словом, хоть улыбкой — он почему-то не сомневался.
— Завтракаем? — голос Мастера прямо над ухом заставил Рафаэлло вздрогнуть от неожиданности. — И как же прошла ночь?
Рафаэлло даже не заметил, как остальные спешно скрылись из кухни. Роше, и тот, немного помявшись на пороге, вышел. От этого воздух вокруг как будто стал еще напряженнее.
— Х-хорошо, — Рафаэлло попытался встать, или как-то отстраниться от Мастера, но тот спокойно сел на соседний стул, через который он пытался сбежать, отрезая все пути к отступлению. — В-вы обещали мне что-то объяснить сегодня?
— Я? — Мастер выглядел удивленным — притворялся, наверное. — Запомни: никогда никому и ничего не обещай. Тогда люди не будут злиться на тебя за невыполнение обещаний, — он снова растянул губы в своей непонятной усмешке.
Рафаэлло хотел было поинтересоваться, чего тогда от него хотят, но не решился — да и вспомнились слова Роше. Пугал все-таки Мастер — и ухмылками, и голосом, и словами. Вместо этого он просто умолк, внимательно рассматривая собственные колени.
— Вымети чисто амбар и оттащи туда мешки от жерновов, — велел Мастер так и не дождавшись ответа — совсем уж другим голосом, и поднялся со стула с явным сожалением. — Как справишься — поможешь остальным прорубить лет на реке и почистить колесо, а потом приберешь за курами и напоишь лошадей. Пока не закончишь — обеда не получишь.
— Как скажете, — с облегчением кивнул Рафаэлло, поднимаясь вслед за ним.
С работой было проще, понятнее. Ее, конечно, было невиданно много, но Рафаэлло справился бы, он и не к такому привык, как думалось поначалу.
Но понял он, что заблуждался, очень скоро.
Время на мельнице бежало быстро.
Каждый день Рафаэлло приходилось подниматься до рассвета, чтобы успеть сделать всю работу, заданную Мастером. Потом все они недолго прерывались на обед и снова работали, уже до поздней ночи. Дел на мельнице оказалось невпроворот, и у Рафаэлло в голове не оставалось никаких мыслей, когда он ложился в постель — только сплошная, всепоглощающая усталость.
Работая, он понемногу приглядывался к своим товарищам, с некоторыми даже постарался наладить дружбу. Он вскоре понял, что с Несквиком лучше не заговаривать о кроликах, Сникерс очень много ругается, но в душе — добрый, Натс знает больше любого из них, а Скиттлз умеет вызывать цветные волшебные картинки, которые постоянно рассматривал по ночам. Иногда к нему присоединялись ЭмЭндЭмс и Несквик, порой — и другие, только Роше держался от этого в стороне. Рафаэлло этих картинок почему-то не видел, но, как он считал, из-за того, что он ничего не смыслит в колдовстве, которому остальных тайно обучал Мастер. Иногда это заставляло его задуматься, что не все тут просто — все поручения, данные ему Мастером и Роше, состояли из обычной работы по дому или в хозяйстве. Иногда Рафаэлло даже радовался этому — ему было немного страшно самому прибегать к колдовству. Иногда он видел, как Роше, вместо того, чтоб долго махать метлой, просто взмахивает рукой — и вся мучная пыль разом исчезает из комнаты, но сам Рафаэлло был уверен, что у него так не получится.
Орбит оказался умелым врачевателем, хоть и был всего на год старше Рафаэлло, а братья-близнецы Твикс — смешливыми остряками, не упускавшими случая отвлечься от работы. Пикник чаще молчал, но обладал недурной силой и без всякого колдовства, а Кит Кат, обычно веселый без меры, порой впадал в странную задумчивость и мог ходить, едва ли не врезаясь в стены.
Рафаэлло нравилось здесь, не смотря на тяжелую работу и непонятные взгляды Мастера. На мельнице было в разы лучше, чем на улице, под снегом, без еды, а тут — Рафаэлло понимал это — он приносил пользу и получал за это награду в виде крова и пищи. С Мастером он говорил редко, только по утрам, когда тот указывал ему работу на день, но Рафаэлло вовсе не переживал по этому поводу. Отдушиной и единственным отдыхом для него были разговоры с Роше по ночам, когда никакой работы не оставалось. Их кровати стояли близко, и можно было всю ночь обсуждать что-то важное, или просто болтать о мелочах, пока Рафаэлло не засыпал от усталости. Иногда, когда остальные жаловались, что разговоры по ночам мешают спать, Рафаэлло перебирался в кровать к Роше и говорили они там приглушенным шепотом. Порой Рафаэлло так и засыпал, сам того не заметив, но просыпался всегда в своей постели.
Роше помогал ему с работой — иногда, когда Рафаэлло чувствовал, что больше не выдержит, тот подходил, клал руки на его плечи, и Рафаэлло чувствовал удивительный, странный прилив сил, как будто он уже хорошо выспался и сытно поел. Он понимал, что в Роше, наверное, нашел самого близкого друга, такого, которого удалось бы когда-нибудь встретить, и старался щедро отплачивать за эту поддержку — улыбками, добротой и долгими рассказами по ночам. Единственным, чего Рафаэлло не понимал, были странные взгляды Роше, которые он пускал в его сторону, когда он сам о чем-то увлеченно рассказывал. Но стоило Рафаэлло спросить, в чем дело, Роше сразу же отворачивался, даже — Рафаэлло не был уверен — вроде бы краснел в темноте.
Но и Роше не мог объяснить ему всего, что творилось на мельнице — может, просто не знал, а может, не мог говорить. Например, он не сказал, кто такой Мастер и чему он их учит; о чем Роше порой подолгу разговаривает с Мастером, запираясь в его комнате; почему ни разу никто из крестьян не пришел к ним за мукой и куда девается намеленное; кому раньше принадлежала одежда — крепкая, хоть и поношенная — которую носил Рафаэлло.
— Не нужно тебе всего знать, — мягко отвечал Роше в таких случаях и гладил его по голове. Он вообще любил разные прикосновения и объятия. Ему нравилось даже просто держать его за руку — Рафаэлло думал, что он успел стать для Роше кем-то вроде младшего брата. — Да и я-то всего не знаю…
На этом моменте он обычно говорил, что им обоим пора спать, а то завтра тяжело будет, и Рафаэлло, тяжело вздыхая, нехотя вылезал из его кровати и шел укладываться к себе.
Перед сном он порой думал, чему же все-таки Мастер учит Роше и остальных, уж явно ведь не доброму волшебству…
А потом вспоминал слова Роше — о некоторых вещах лучше даже не задумываться — и засыпал, устав от работы и своих мыслей.
Рано или поздно он узнает все, Рафаэлло не сомневался.
И он не был уверен, хочет ли все это знать.
— Просыпайся, Раф, быстрее, просыпайся, — Роше стоял у его кровати и нетерпеливо тормошил его за плечо. — Скорее!
Рафаэлло оглянулся — кругом была еще глухая ночь, но не спал никто. Кое-кто из подмастерьев еще одевался, ругаясь вполголоса, остальные или сбегали по лестнице вниз, или уже находились там.
— Да не глазей ты по сторонам! — воскликнул Роше с явной тревогой в голове, кивая ему на его одежду. — Одевайся, некогда, Раф, пропустим все! Поживее, я жду внизу, — и, явно заметив испуганное лицо Рафаэлло, он смягчился и добавил: — Не бойся, все хорошо будет.
Рафаэлло коротко кивнул, быстро натягивая штаны, рубаху и башмаки. Ему было страшно — он понимал, что именно сейчас начнется то самое, чего он так хотел и боялся. Сбегая вниз по лестнице следом за Роше, он проговаривал про себя: «Мне не страшно. Роше со мной. Не страшно».
— Все здесь? — Мастер стоял в центре комнаты, постукивая о пол неизменной тростью, ученики выстроились сплошным кругом перед ним и за его спиной. — Роше, Натс, Сникерс, Несквик, ЭмЭндЭмс, Скиттлз, Пикник, Кит Кат, Орбит, Твикс-старший, Твикс-младший и… — он сделал странную паузу, — Рафаэлло.
Называл он всех учеников, как заметил Рафаэлло, по старшинству — так же, как они выстроились вокруг. Сам он пристроился около Роше и, как оказалось, правильно — от сердца у него отлегло сразу же.
В руках Мастер держал огромную, черную книгу, скованную цепью. Рафаэлло вдруг остро захотелось узнать, что там, но спросить он не мог даже у Роше — от страха у него отнялся язык.
«Черное колдовство — не так просто, как мне думалось», — в голове у него было только одна мысль, пока Мастер окидывал всех долгим, пронизывающим взглядом. Все ученики вытерпели его легко, а самого Рафаэлло снова затрясло, но глаз отвести он не смог.
— Все здесь, — повторил Мастер, но на этот раз удовлетворенно улыбаясь. — Все — вверх!
И в это же мгновенье никого из учеников в комнате не осталось, только одиннадцать черных воронов взметнулись вверх, с шумом взмахивая крыльями, усаживая на шесты под потолком. Рафаэлло остался напротив Мастера один, снова не решаясь поднять на него глаза.
— Посмотри на меня, — голос Мастера был спокойный, незлой, не собранно-холодный, как минуту назад. — Ты на мельнице уже три месяца. Ты прошел все испытания, Рафаэлло. Теперь ты — мой ученик. Смотри мне в глаза!
Рафаэлло медленно поднял взгляд, снова уставившись в темные, поблескивающие в свете ламп глаза — и вдруг понял, что не ощущает своих рук, ног, резко уменьшается в росте… И вот он — уже ворон, черный, как и остальные, взлетает и садится на шест — свободное место было только на одном из них, около рослого ворона с золотыми глазами.
«Роше», — понял Рафаэлло, и стало спокойнее, страх понемногу отпустил. Превращение в ворона его не сильно напугало, не так, как взгляд Мастера до того. Ему казалось, что, раз уже тут изучают черное колдовство, то не стоит бояться таких превращений, ведь будет и что-то похуже.
— Я — Мастер, — тот, стоя в центре комнаты, раскрыл огромную книгу в своих руках и то ли читал с нее вслух, то ли говорил какие-то всем знакомые слова. — Вы — ученики, ваша задача — повиноваться мне и слушать и запоминать все, что говорю. Эта книга — книга заклинаний, книга колдовства, искусства искусств. В нее заглядывать нельзя никому и никогда. Если вы нарушите запрет — я об этом узнаю все равно, а ослушавшегося ждет только смерть.
Рафаэлло понял, что все эти слова обращены именно к нему — остальные это ведь и в самом деле об этом давно знали. Роше ведь наверняка слышал эти слова раз десять — он тут уже давно, очень давно…
Тем временем Мастер перелистнул несколько страниц в книге и начал читать с нее своим низким, глубоким голосом:
— Для того, чтобы заставить другого повиноваться вам целые сутки, без права возражения или ослушания, вам нужна капля крови этого человека, свежий корень аира, плоды лесного ореха и высушенные листья вербены. Вскипятите воду, настоянную на нарезанном корне аира…
Мастер продолжал читать дальше, и Рафаэлло с трудом заставлял себя вслушаться в непонятные, странные слова заклятия, вдуматься в смысл, отвлечься от звучания удивительного, колдовского голоса.
Заклинание Мастер прочитал трижды, а когда завершил, то обратился к ближайшему из воронов своим обычным голосом:
— Повторяй!
Это оказался Сникерс — Рафаэлло отличил его по ярко-синим глазам. Голос его почти не изменился, остался все таким же, но едва прорывались в нем каркающие нотки. Сникерс повторял заклятье неровно — то торопился, то зависал, порой путал слова, поправлялся. Вслед за ним, уверенным голосом, ни разу не запнувшись, повторял Натс, бойко отбарабанили свои слова Твикс, Кит Кат, Орбит, остальные… Последним читал Роше — спокойно, никуда не спеша, точно повторяя каждое слово, сохраняя даже интонации. Мастер одобрительно кивнул, и повернулся к Рафаэлло, глядя на него выжидающе.
— Для того… чтобы заставить… другого повиноваться… — Рафаэлло почувствовал, что от взгляда Мастера все слова вылетают у него из головы. Он знал, что еще минуту назад мог повторить заклинание почти так же хорошо, как Роше, но, столкнувшись с чужим взглядом, не смог не произнести ни слова.
Но Мастер не разозлился — только посмотрел насмешливо, и произнес ровно:
— Запомнил, не запомнил — дело твое. Но в следующий раз больше слушай слова, а не голос, Рафаэлло. Все свободны!
В комнате сразу стало снова тесно — все, слетев на пол, вновь приобрели человеческий образ, и сам Рафаэлло — тоже, не заметив даже, как.
— Это всегда так? — Рафаэлло легко тронул Роше за плечо, когда они поднимались по лестнице. — Он сильно разозлился?
— Не сильно, ты же видел, — качнул головой Роше, пропуская его вперед себя. — Просто в следующий раз слушай получше. А сейчас — ложись! Хоть выспишься вволю перед следующей ночью…
И покачал головой, думая о чем-то своем.
А наутро все произошедшее показалось Рафаэлло еще одним чудным сном.
Утро было теплым, ярким и солнечным. Давно уже была весна, Рафаэлло и думать позабыл о тех голодных и тяжелых днях вдали от мельницы. Теперь ему казалось, что прожил он тут всю жизнь, и знает этих ребят с самого раннего детства.
Проснулись все позже, чем обычно — солнце уже вовсю стучало в окна, будя тех, кто еще не встал.
— Ночь нелегкая будет, — пробормотал Роше, садясь на своей кровати. — Раф, как ты там? Не слишком боялся ночью?
— Страшновато было, — признался Рафаэлло, поправляя на себе рубаху получше. Никто из них никуда не спешил, будто бы сегодня был какой-то выходной. — А ты ведь хороший колдун, да?
— Не особенно, — с легкой усмешкой откликнулся Роше, кладя руку на его плечо. — Мастер говорит, что я слишком добрый для этого дела. Но заклинаний много знаю, без этого никак.
— А меня сможешь научить? — Рафаэлло все еще было стыдно за то, что он вчера не сумел повторить слова. — Хоть тому, что вчера читали?
— Не смогу, — серьезно покачал головой Роше, подталкивая его к лестнице. — Только Мастер может учить, а мы… мы все его ученики, кто дольше, кто короче.
— Кончали бы вы болтать, — бодро посоветовал Сникерс, проходя мимо них. — Сегодня, может, и Пасха, да совсем лентяйничать Мастер все равно не позволит.
«Ведь точно, Пасха!», — вспомнилось Рафаэлло. Раньше, когда он еще жил в своей деревне с родителями, Пасха была для него чудесным праздником, искрящимся чужими улыбками, зеленью распускающихся листьев на деревьях, молитвами и колоколами церкви. В старой мельнице будто запахло детством, сладкой выпечкой и воском из церковных свечей.
— Вот я и говорю, пошли, а ты снова стоишь, задумался, — улыбнулся Роше, спускаясь вслед за Сникерсом. — Идем, Раф, поработать и сегодня придется.
— Да, конечно, — Рафаэлло очнулся от своих размышлений и припустил вниз, догоняя Роше.
День прошел как обычно — только Мастер не появлялся до вечера, и весь день они работали, как обычно. Только когда все закончили ужинать и позволили себе немного отдохнуть, сидя на жестких лавках, Мастер, наконец, вышел из своей комнаты.
— Есть-то закончили? — поинтересовался он, обходя вокруг стола. — Отлично. Вы знаете, что сегодня стоит делать, пойдете парами, как обычно. Натс, Сникерс — вы первые, потом — ЭмЭндЭмс и Скиттлз, следом — Орбит и Несквик, потом — Пикник и Кит Кат, за вами — Твикс, Роше, вы с Рафаэлло последние.
Те, кого называл Мастер, выходили прочь, один за другим, ничего не говоря. После того, как выходила первая пара, проходило несколько минут, и Мастер позволял выйти следующей.
— Куда мы идем? — тихо спросил Рафаэлло у Роше, когда настал их черед и они, выйдя за порог, брели по душистой и шелковой весенней траве. — Ты же знаешь дорогу?
— Знаю, — ответил Роше, куда-то поворачивая. — За мной, Раф, и не вздумай отстать или заблудится.
Рафаэлло послушно кивнул, идя по левую руку от него.
Давно он не уходил далеко из мельницы, это Рафаэлло стало ясно сразу. Ночь была светлая, лунная, и было видно каждый цветок, закрывшийся на ночь, каждую травинку. Дышалось легко — запахом луговых трав и цветов, все еще висевшим в воздухе. Далеко, на том берегу реки, играл огнями Шварцкольм, оттуда доносились едва слышные песни, музыка скрипки, флейт.
Река таяла в вечернем тумане, такая же стремительная, быстрая, темная. Они пересекли мост — Рафаэлло вдруг подумалось, что последний раз по этому мосту он шел еще давно, когда только пришел на мельницу. Роше молчал, даже не улыбался, как обычно.
— Слушай, — Рафаэлло нагнал Роше, дернул его за рукав. — А что мы будем делать?
— Сидеть, — коротко ответил тот, даже не посмотрев на него. — Разожжем костер, и будем ждать, а дальше — увидишь.
Роше явно был не в настроении разговаривать и вести какие-то беседы. Он и к ужину таким пришел, выйдя из комнаты Мастера — они опять говорили там о чем-то, другим ученикам неизвестном. Роше тогда хмурился почище Пикника, на все отвечал односложно, да и отмалчивался в основном.
«О чем же они там говорят?..», — задумался Рафаэлло, ускоряя шаг — Роше успел отойти вперед. — «Указания Мастер ему дает, что ли?..».
— Пришли, — Роше остановился на верхушке невысокого холма среди леса, где стоял потемневший от дождей деревянный крест, да росла одинокая сосна — остальные деревья расположились пониже. — Собери пока хворосту, пускай и сырого, мы к утру околеем от холода.
Сам он принялся раскладывать на земле их нехитрые пожитки, которые предусмотрительно захватил с мельницы — два одеяла, пару ломтей хлеба с колбасой, несколько вареных яиц…
Когда Рафаэлло вернулся с охапкой веток, Роше уже постелил одно их одеял на поваленном бревнышке и успел подготовить место для костра.
— Садись, — он указал на место рядом с собой. — Я займусь костром.
И впрямь: только он подошел, сложил ветки, как полагается, пошептал что-то над ними — сразу же разгорелся огонек, пока маленький, но стремительно растущий. Хорошо горели даже совсем сырые ветки, не чадили вовсе.
— Чудно, — одобрил Рафаэлло, когда тот сел рядом с ним. — Выходит, и колдовство порой полезно.
— Порой полезно, — согласился Роше, накидывая на них сверху оставшееся одеяло и протягивая ему хлеб. — Да только иногда кажется, что без него жизнь проще была бы…
Он снова умолк, затих, глядя неподвижно в костер. Тревожить его Рафаэлло не решился, предпочтя этому поужинать еще разок — казалось, будто в последний раз ел он давным-давно.
Был третий месяц весны, солнце входило рано, но к рассвету Рафаэлло успел продрогнуть до костей. Он жался поближе к Роше и к прогорающему костру, закутывался плотнее в одеяло, но все равно было холодно — еще и роса выпала. Роше так и не очнулся — все сидел, уставившись в тлеющие угли и думал о чем-то, молчал.
Когда Рафаэлло в очередной раз вздрогнул от капли, упавшей с ветви сосны прямо ему за шиворот, Роше не выдержал, повернулся к нему с улыбкой.
— Чего дергаешься? — спросил он ласково, кладя Рафаэлло руку на плечо и прижимая его поближе — враз стало теплее. — Скоро рассветет, отправимся домой. Только вот завершим кое-то…
Он потянулся к костру, подобрал валяющуюся на земле щепку, опустился на колени и стал чертить на земле какой-то знак. Рафаэлло пододвинулся к нему, присмотрелся — странные линии, черточки…
Роше тем временем оторвал от креста достал из костра две щепки, сунул их в костер и, вытащив, протянул одну Рафаэлло, ничего не поясняя, а потом добавил:
— Сиди смирно, — и, придерживая того одной рукой за плечо, стал чертить у него на лбу тот самый странный знак.
— И что все это… — начал Рафаэлло, ничего не понимая, но закончить ему Роше не дал.
— Когда-то тут умер человек не своей смертью, — коротко пояснил он, не поднимаясь на ноги. — Каждую ночь мы отправляемся на Пасху в такие места, и это, — он указал на знак у Рафаэлло на лбу: — Дает нам силы без устали работать целый год. А теперь начерти у меня такой же, — он наклонился, чтобы ему было удобнее.
Знак оказался сложным, но Рафаэлло справился, даже не перепутав черточки. До рассвета оставалось еще около часа, а может, и меньше, — и они вновь вернулись на бревно.
— Знаешь, — голос у Роше был немного хриплый — от холода ли, или от чего-то другого. — Раф, хорошо тебе здесь?
— Неплохо, — осторожно подтвердил Рафаэлло, прижимаясь к нему и поднимая на него взгляд. — А что?
— Да так… — Роше опустил голову, опять умолкая.
Но через какое-то время он ожил вновь и, положив обе руки Рафаэлло на плечи, мягко повернул его к себе.
— Я буду помогать тебе, как смогу, — тихо пообещал он, а потом — Рафаэлло широко распахнул глаза от неожиданности — притянул его к себе за плечи и обнял, прижимая к себе. Рафаэлло потянулся, обнимая его в ответ — от Роше веяло какой-то тревогой, неуверенностью, но одновременно — теплом.
— Роше, ты и так помогаешь, — чуть улыбнулся Рафаэлло в ответ, не отстраняясь — он давно не чувствовал он себя так надежно. — Мне нужно учиться делать хоть что-то самому.
— Научишься, — коротко пообещал тот и отстранился. Он легко поднялся на ноги, принялся складывать одеяла, не глядя на него.
— Пойдем? — Рафаэлло встал вслед за ним, подошел к костру, затаптывая еще тлеющие угли.
— Пойдем, — согласился Роше обычным своим голосом, с оттенком веселья. — Скоро будем на мельнице.
Рафаэлло в ответ только кивнул, но что-то тут — он был уверен — было не так. Но что именно — сказать он, сколько бы ни раздумывал, не мог.
При розоватом свете солнца идти узкой тропкой оказалось еще легче, чем ночью, только мысли о Роше не давали Рафаэлло покоя. Выглядел он странно — все еще грустный, задумавшийся, но заговорить с ним Рафаэлло теперь не решался.
К мельнице они пришли скоро, а у входа их встречал Мастер: стоял, постукивая о пол неизменной тростью, и говорил каждому, кто входил, касаясь его левого плеча:
— Не забывай, что я — Мастер, а ты — ученик!
Отвечать на это следовало так же:
— Помню о том, что вы — Мастер, а я — ученик.
Рафаэлло повторил вслед за Роше, размышляя невесело, что вряд ли все это просто так. Было это видно и по Роше — тот опечалился еще больше, да и по торжествующей улыбке Мастера. На Рафаэлло его взгляд задержался, стал странным, едва ли не таким же, как у Роше порой в минуты задумчивости.
— Иди уже, — кто-то сзади, вроде бы Скиттлз, пихнул его в спину — они с ЭмЭндЭмсом тоже вернулись.
Рафаэлло последовал за Роше в комнату со столом, где горело несколько ламп.
— Как все прошло? — поинтересовался Сникерс, уже сидевший рядом с Натсом за столом. Он выглядел сонным, изморенным, но не жаловался — еще бы, этого никто себе не позволял.
— Хорошо, — за него ответил Роше и натянуто улыбнулся. Его что-то тревожило, но Рафаэлло, как ни силился заглянуть в его мысли, не мог понять, что.
Один за одни возвращались остальные подмастерья — грязные, сонные, уставшие.
— А сейчас-то снова работать… — зевнул Кит Кат, плюхаясь на свой стул. — Никакого отдыха…
— На том свете выспишься, — мрачно пошутил Натс, отчего-то тоже хмурясь.
— Один раз в году такое бывает, — одернул их Роше, но без особой охоты. Кого же радовала бессонная ночь, и работа весь день сверх того?
Но разом все разговоры и зевки прекратились — в комнату пошел Мастер.
— Все? — как и вчера, уточнил он, окидывая взглядом каждого из подмастерьев. — Славно. Завтракайте и принимайтесь за обычную работу!
Но — странное дело! — знак, начерченный на лбу, и впрямь помог. Работалось теперь легко — Рафаэлло казалось, что он может жонглировать тяжелыми мешками, как тот фокусник, которого он однажды видел на ярмарке в детстве. Да и остальные веселились, шутили — хоть ночь и была без сна, а работа спорилась, даже быстрее, чем раньше.
— Хорошее все-таки дело! — время от времени восклицал кто-нибудь, и остальные поддерживали его радостным гулом.
К обеду работа прекратилась, и подмастерья решили перед едой сходить к реке, ополоснуться — Мастер их отпустил на остаток дня, сказав, что занят. Да и Роше куда-то пропал — Рафаэлло, возвращаясь от реки с остальными, не обнаружил его. Кто-то порой подходил, хлопал Рафаэлло по плечу и поздравлял с почином, а сам он улыбался в ответ и благодарил.
После обеда все ушли наверх — отсыпаться, но Рафаэлло, подумав немного, решил подождать Роше внизу — вдруг он уходил куда-то по поручению? Но его все не было, и Рафаэлло, устав сидеть на одном месте, стал бродить туда-сюда по комнате, ожидая его прихода.
Вдруг он услышал чужие голоса — из комнаты Мастера, как он понял — и среди них голос Роше. Он и Мастер спорили о чем-то — Рафаэлло удивился такому непослушанию от обычно спокойного и собранного друга — но не понять было, о чем. Рафаэлло вдруг стало нестерпимо любопытно, о чем же они разговаривают, и он осторожно прошелся по коридору, ближе к комнате Мастера.
Дверь, обычно плотно запертая, была приоткрыта — наверное, Роше позабыл закрыть, когда заходил, или сама распахнулась от ветра, а те, в пылу спора и не заметили. Рафаэлло подкрался ближе и замер, вдруг уловив свое имя.
— …не трогай его, я же знаю, что ты хочешь! — это Роше. Но голос злой, даже разъяренный, так не вяжущийся с его утренней хандрой. — Уйди от него, не смотри постоянно, он ведь ребенок еще!
Мастер позволяет Роше говорить с ним в таком тоне? Рафаэлло показалось не секунду, что он оглох, и не Роше это вовсе. Но Мастер отвечал — и спокойно даже, не злясь особенно.
— И ты ли мне это доказывать будешь? — с явственным сарказмом в голосе поинтересовался Мастер. — И кто же его сегодня на холме в любви заверял?
— Я ему друг! — запальчиво возразил Роше.
Через узкую щелку в двери Рафаэлло было видно их фигуры: оба — к нему в профиль, Мастер опирался о свой стол, заваренный непонятными бумагами свитками, а Роше стоял напротив него, сжав руки в кулаки.
— И трахнуть ты его хочешь тоже по-дружески? — неожиданно холодно и зло спросил Мастер.
Рафаэлло почувствовал, что краска заливает его щеки, уши, шею. Роше?! Нет, в это трудно, невозможно трудно поверить. Роше его друг, а Мастер — ему соврать ничего не стоит, ведь мало ли, какие цели он преследует. Да, именно так — Рафаэлло почти успел успокоиться от этих мыслей.
— Я его поддержать пытаюсь и никогда не думал об этом! — взорвался Роше и явно хотел продолжить, но Мастер не позволил:
— Не ври! — жестко отрезал он и замолчал, раздраженно глядя на Роше.
То разом как-то сник, побледнел.
— Не делайте с ним ничего, — попросил он почти безнадежно. — Прошу вас, дайте ему хоть пару лет! Он ребенок еще, зачем вам оно?
— Да нет у меня еще пары лет, — в тон ему, как-то тихо и устало пробормотал Мастер. — Прекрати меня поучать, ты-то требовать от меня ничего права точно не имеешь, — он широко усмехнулся и сделал вдруг шаг к Роше, стоя к нему почти вплотную.
Было видно, что он выше, смуглее немного, да и волосы гораздо длиннее.
— И никаких ведь способов вы не нашли еще… — вздохнул Роше, и Рафаэлло подумалось, что непохоже, что речь все еще о нем. При чем же здесь способы? — Зачем вы так, вам же самому места из-за этого нет!
— А вот зачем, — негромко — Рафаэлло едва расслышал — произнес он, уверенно кладя руку Роше на затылок, — позволь решать мне.
И потянулся к нему, вплетая ладонь в волосы, распутывая шнурок, которым они были перевязаны. И Роше — Рафаэлло не поверил своим глазам — не сопротивлялся, наоборот, прижался к нему ближе, устраивая ладони на плечах, что-то негромко бормоча, оторвавшись ненадолго.
Дальше смотреть у Рафаэлло не было сил.
Он медленно, почти не дыша, попятился от двери. Он уже не боялся, что его услышат — они оба знали, наверняка знали. Мастер так точно — не зря же он бросил взгляд в его сторону. Отступая неторопливо, шаг за шагом, Рафаэлло запретил думать себе о произошедшем хотя бы до тех пор, пока не вернется в комнату.
«Слишком много всего», — промелькнула мысль, пока он поднимался по лестнице. — «Что за чушь тут происходит, черт возьми…».
Поднявшись наверх, Рафаэлло тут же рухнул на свою кровать, спрятав алеющее лицо в подушке. Остальные — он порадовался этому — спали и не проснулись от его шума. В комнате было тихо и царил слабый полумрак — окно кто-то занавесил тряпкой, чтобы лучше спалось. Рафаэлло молча лежал, уткнувшись в подушку, а перед глазами мелькали картины из увиденного. Мастер, Роше… Вот как, оказывается…
Увиденное никак не давало ему покоя — ему бы никогда не пришло в голову, что такое возможно. Он видел в детстве, как весной дворовые коты без кошки порой переходят друг на друга, но люди ведь не звери. Или звери?..
«Но даже если так, к чему им я?», — мрачно размышлял Рафаэлло, не поднимая головы. — «Пускай Мастера мне не понять никогда, но Роше… Неужели то, о чем говорил Мастер, правда? Не хочу, не хочу об этом думать…».
Он накрыл голову подушкой и попытался заснуть, выбросив лишние мысли из головы. Ему это почти удалось, когда его плеча мягко коснулась чужая рука. Рафаэлло сразу же вскинулся — Роше, конечно, кто же еще… Вдруг от мысли, что Роше его обнимет, как тогда, в душе закрутился какой-то непонятный водоворот чувств — Рафаэлло не мог понять, что они значат.
— Да не бойся ты, — на Роше было жалко смотреть — бледный, уставший, удрученный. Рафаэлло сразу почувствовал острый стыд и попытался улыбнуться. — Ты слышал его, верно?
Выглядел он враз постаревшим — разговор… да и не только, наверное, разговор с Мастером, похоже, вытянул у него все силы.
Рафаэлло молча кивнул, не зная, что говорить. «Будет глупо, если я перестану доверять Роше из-за одного случая», — подумал он невесело.
— Он тебя не тронет, — устало, но твердо пообещал Роше, садясь на свою кровать и сжимая голову руками. — Не спрашивай ничего, и на глаза ему пока не попадайся.
Он скинул башмаки и лег, с головой накрывшись одеялом, и умолк — заснул, наверное, но дыхание все еще было неровным. Рафаэлло смотрел на него тоскливо пару минут, а потом медленно подошел, положил ладони ему на плечи, накрытые одеялом. Роше разом встрепенулся, высунулся, поднял голову.
— Роше, — тихо и серьезно произнес Рафаэлло, глядя ему в глаза. — Я не знаю, что происходит у вас с Мастером и, будь моя воля, не знал ничего бы вовсе. Но если тебя что-то тревожит — поделись со мной. Вдруг смогу помочь чем-нибудь.
Роше смотрел на него так долго, что Рафаэлло успел решить. А потом Роше потянулся к нему и опять обнял — так, как там, на холме.
— Не поймешь, — тихо пояснил он, а потом неохотно отстранился, потрепав Рафаэлло по голове. — Спи, да и мне стоит отдохнуть…
Рафаэлло вздохнул, возвращаясь к себе в постель — на душе у него почему-то стало немного легче.
@темы:
Команда Ронднуар/Рафаэлло/Роше,
Тема 5: мистика/хоррор/психодел
-
-
17.02.2014 в 22:09-
-
17.02.2014 в 22:09-
-
17.02.2014 в 22:10-
-
17.02.2014 в 22:10-
-
17.02.2014 в 22:11-
-
17.02.2014 в 22:12-
-
17.02.2014 в 22:13-
-
17.02.2014 в 22:13-
-
17.02.2014 в 22:13-
-
17.02.2014 в 22:14-
-
21.02.2014 в 15:08Больше всего мне понравился образ Роше - спокойного, внимательного, уверенного. Искусного и в то же время беззаветно преданного Мастеру.
Рафаэлло с его целеустремлённостью, любопытством и старательностью прекрасно раскрывает все нюансы проживания на заколдованной мельнице. Автор не пожалел сил, чтобы тщательно проследить все изменения его отношения к ребятам, к мельнице, к Мастеру. И в свете этого логичным (хоть и приятно неожиданным для Ронднуара) выглядит его и Роше желание помочь наставнику, а потом уйти вместе с ним.
— Не согласитесь, кто же в здравом разуме…
— Я согласен, — это прозвучало одновременно из уст Роше и Рафаэлло.
От неожиданности Мастер едва не выронил книгу - великолепный эпизод.
Образ самого Ронднуара получился просто филигранно: он внушает страх, он суров и строг, он чернокнижник, в конце концов... но при этом он искренне заботится о своих подопечных, не слишком неволит их и, в общем-то, совсем не злой.
Приятно также и то, что остальные подмастерья не массовкой получились. Они тоже оказывают в той или иной мере влияние на сюжет и на Рафаэлло. Лекарь Орбит, рассудительный Натс (как всегда, с белками)), шебутной Сникерс, незадачливые Твиксы... В конце, правда, меня удивило то, что ни один из них не остался с Мастером, даже мысли не возникло. Тот же Натс, по словам Роше, проведший на мельнице восемь лет... Пусть даже не привязанность к Мастеру ими двигала бы - но он привычен, он для них олицетворение крова и защиты, разве нет? Твиксы были так перепуганы, когда он хотел их выгнать... В общем, не сладилось здесь слегка))
Понравилось, как описано обучение Рафаэлло обращению с травами - словно чувствовал, что колдовством пожертвовать придётся)) Но это личное - я питаю необъяснимую слабость к героям-травникам)))))
Спасибо автору, я получила большое удовольствие от чтения этого фика)
-
-
01.03.2014 в 03:08Автор искренне рад
Больше всего мне понравился образ Роше - спокойного, внимательного, уверенного. Искусного и в то же время беззаветно преданного Мастеру.
Да!
великолепный эпизод.
Один из любимых
Образ самого Ронднуара получился просто филигранно: он внушает страх, он суров и строг, он чернокнижник, в конце концов... но при этом он искренне заботится о своих подопечных, не слишком неволит их и, в общем-то, совсем не злой.
И вы снова в самую точку
Приятно также и то, что остальные подмастерья не массовкой получились.
Ии снова да, очень хотелось, чтобы они тоже какую-то роль играли хД без них, по-моему, и не было бы многого)
В конце, правда, меня удивило то, что ни один из них не остался с Мастером, даже мысли не возникло.
М... Я думаю, они привыкли абсолютно доверять Мастеру, и если он сказал им, что они свободны и им следует идти - значит, так и нужно делать)
Спасибо автору, я получила большое удовольствие от чтения этого фика)
Вам спасибо огромное за чудесный отзыв!
-
-
03.03.2014 в 01:32Отличный текст! (Вещь, откуда сеттинг, я тоже не читала, но знаю и с детства любою у этого автора «Маленькую ведьму»))
Такое неторопливое, но совсем не скучное или затянутое повествование. Очень понравилось, как постепенно раскрываются характеры персонажей и развиваются их взаимоотношения. Ронд и Рафаэлло такие.. классические и правильные)) но больше всего порадовал Роше. В текстах, которые я до этого читала, это часто какой-то аморфный персонаж, который служит хорошим фоном для остальных, но сам роли особой не играет. Непонятно, о чем думает и чувствует ли что-нибудь. Но здесь это действительно интересный герой! (
хочется узнать побольше об их взаимоотношениях с Рондом, которые остались за кадром – сиквел? приквел?))«Второстепенные» персонажи тоже очень удались!
Серьезный Натс, который кормит обычных белок. Скиттлз с его народной растаманской мудростью
читать дальше
В общем, спасибо, автор!
-
-
05.03.2014 в 03:27(хочется узнать побольше об их взаимоотношениях с Рондом, которые остались за кадром – сиквел? приквел?))
возможно!
Скиттлз с его народной растаманской мудростью
О да, глубокая философия ведь!
В общем, спасибо, автор!
большое спасибо за отзыв!