Пейринг-Который-Нельзя-Называть

Реквием
Автор: MRF
Бета: MRF
Размер: миди, 9250 слов
Пейринг/Персонажи: TYL!Рафаэлло/TYB!Марс, Милки Вэй, Сникерс, Киндер
Категория: слеш
Жанр: хоррор, психодел, ангст
Рейтинг: R
Краткое содержание: о том, как тяжело отпускать.
Примечание/Предупреждения: по мотивам заявки, МпП!АУ.
Бета: MRF
Размер: миди, 9250 слов
Пейринг/Персонажи: TYL!Рафаэлло/TYB!Марс, Милки Вэй, Сникерс, Киндер
Категория: слеш
Жанр: хоррор, психодел, ангст
Рейтинг: R
Краткое содержание: о том, как тяжело отпускать.
Примечание/Предупреждения: по мотивам заявки, МпП!АУ.

Он стелился красным туманом, лениво и неохотно, сгущаясь искривлёнными тенями где-то на периферии. Но эти тёмные силуэты не приближались к нему, предпочитая держаться на расстоянии. Будто боялись… Или ждали чего-то. Их сдавленное рычание едва долетало до его ушей, сливаясь в сплошной неясный гул где-то в отдалении. Если не считать этого фонового шума, то здесь царила тишина. Хотя может быть, дело было в нём — голова была словно набита хлорной ватой, он вряд ли бы услышал, даже если бы кто-то кричал ему прямо в ухо. Вата пухла в голове, пульсировала, раздувалась, и казалось, черепная коробка не выдержит такого надругательства и лопнет. Он не мог даже вдохнуть — горячий, пропитанный красным воздух обволакивал, согревал, но никак не желал наполнять лёгкие. Невидимый обруч на груди с каждой минутой сдавливал рёбра всё сильнее и сильнее. Кислорода уже не хватало, перед глазами поплыли кислотные горящие круги. Он с пугающей ясностью понимал, что вот-вот утонет в этом пропитанном кровью мраке. Лёгкие жгло огнём, в голове шумела кровь, рёбра, казалось, хрустели и трещали от давления. Одна из теней, сверкнув алыми глазами — круглыми, горящими, — вдруг в мгновение ока оказалась рядом с ним. Марс уже видел занесённую над ним лапу — почерневшую, вспухшую, кое-как обтянутую рваной кожей. Вот-вот когти вспорют его насквозь, переломают все кости, превратят внутренности в кровавую кашу. А обруч на груди мешал двигаться, он не смог бы уклониться, не смог бы убежать. Всё было бесполезно.
Бесполезно, бесполезно.
Всё уже было предрешено.
— Марс! Марс, проснись!
Кожа на щеке вспыхнула и заныла от удара. Кто-то встряхнул, схватив за плечи, вырвал из этого обруча — тот прошёл сквозь грудь раскалённым кольцом, разрезал пополам.
И он проснулся.
Подпрыгнул испуганно на кровати, дико озираясь. И наткнулся на взгляд алых глаз. Только это были не глаза монстра, а вполне человеческие глаза. Знакомые, тёплые — с бордовой каёмкой по краям радужки и золотистыми искрами на свету. Они смотрели цепко, с лёгкой тревогой, и само лицо Рафа на фоне этого ясного взгляда казалось смазанным в ночной темноте.
— Опять кошмар приснился? — мягко спросил Рафаэлло, отнял одну руку от плеча Марса, погладил его по голове. А потом притянул к себе, крепко прижал, накрывая своим телом. Словно ограждал от всего остального мира. Защищал.
Марс сглотнул, прижался лбом к его плечу. Говорить не хотелось; язык будто бы распух и прилип к нёбу, и Марс не смог бы сейчас издать ни звука, даже если бы захотел. Поэтому он только закрыл глаза, уткнувшись носом в сухую и тёплую после сна кожу. Ему так не хватало этого ощущения безопасности, защищённости. Родители давно погибли, остался лишь младший брат, о котором нужно было заботиться. Слишком многое свалилось на Марса слишком рано. Он редко позволял себе даже думать об этом, но иногда хотелось просто расслабиться, позволить кому-нибудь другому разбираться со всеми проблемами. Почувствовать себя защищённым. На работе это было невозможно, да и дома тоже — чувство тревоги, постоянное напряжение и стремление держать всё под контролем стали его неотъемлемой частью, въелись под кожу, текли по сосудам вместо крови. Он насквозь был пропитан ими.
Рафаэлло молчал, просто обнимал, легко водя пальцами по влажной от пота спине. Вверх — самыми подушечками пальцев, легко и невесомо, вниз — более вдумчиво и медленно, всей тыльной стороной пальцев. Словно сглаживал с него таким образом все тревоги и печали. Разгорячённая кожа остывала, становясь равномерно тёплой, бешеный ритм сердца возвращался в норму. Эти прикосновения успокаивали, заставляли забыть о тех тенях и красном тумане. Марс встрепенулся первым, поднял голову, задев губами шею, заглянул в глаза. Словно спрашивал. Можно ли?..
Рафаэлло же на этот немой вопрос улыбнулся, приблизился к нему, легко коснулся своими губами его. В такие моменты он всегда начинал первым. Марс никогда не произносил этого вслух, но Рафаэлло и без слов видел, как ему нужно подтверждение того, что он не плод его фантазии. Что он живой. Действительно существующий, действительно находится сейчас рядом с ним.
Рафаэлло медленно углублял поцелуй, водил ладонями по бокам Марса, скользнул на поясницу, проведя большими пальцами вдоль позвоночника вниз. У него были сильные руки с вечными мозолями от оружия на пальцах, часто поцарапанные и со сбитыми костяшками. Но при этом он умел касаться мягко, будто держал в руках готовую вот-вот растаять иллюзию; у Марса кружилась голова при мысли о том, что эти руки, сворачивающие шеи за доли секунды почти беззвучно, сейчас скользят так нежно по его бёдрам.
Он тихо выдохнул, сжал белые волосы на затылке в кулак и прижался к Рафаэлло, с трепетом чувствуя грудью чужое сердцебиение, почти совпадающее с его собственным. Льнул к нему отчаянно, словно старался стать единым целым. Цеплялся, как утопающий за соломинку, сжимал пальцы так, что наверняка останутся синяки, царапал ногтями, стремясь убедиться, что останутся следы, останутся царапины — как доказательства того, что всё это происходит на самом деле. Жадно вдыхал запах, водя носом по коже.
Только запаха не было.
Пропал. Растворился без следа.
Марс дико вздрогнул, испуганно отпрянул, сбив одеяло в сторону. С замиранием сердца заглянул Рафаэлло в глаза. Только вместо них увидел пропитанную кровью пустоту.
Рафаэлло улыбнулся. Тепло. Понимающе. И протянул к Марсу руки. Приглашая. Зовя вновь прижаться к себе. Жест, дарящий защиту. Но о какой защите может идти речь, когда кожа пузырится, лопается, расплёскивая гной на простыни. Когда слезает кусками, обнажая мышцы. Только не ровную мышечную ткань, нет. Она на глазах вспухала и гнила, где-то ссыхалась до жёсткой корки.
А Марс словно оцепенел. Нужно было бежать отсюда, бежать как можно дальше, забиться в какой-нибудь угол, пытаясь выкинуть, выцарапать из памяти это. Но он не мог двинуться с места, не мог даже вдохнуть. Только смотрел расширившимися глазами на Рафа. И никак не мог отвести взгляд. Это было выше его сил. Словно только этот его взгляд удерживал Рафа в этом мире. Стоит отвести, и тот пропадёт, растает без следа, унося с собой в кровавый туман все воспоминания о себе. А так он всё ещё здесь, пусть и в такой изуродованной форме. Даже такой, главное, что он здесь. Поперёк горла встал гигантский комок, уголки глаз защипало.
Раф нахмурился, неотрывно на него глядя. Но Марс так и не двигался, смотрел на него полными слёз глазами, не делал попытки вновь приблизиться. Как будто… Как будто Раф был ему противен. Противна сама форма его существования.
Марс лишь сдавленно вскрикнул, когда на его плече сжались когти. Остывшая кожа согрелась, тепло потекло вниз по руке тонкими струйками. Кровь, с отстранённым удивлением понял он. Это вывело его из оцепенения, заставило вздрогнуть, судорожно сглотнуть. Наверное, было больно. Только боли он не чувствовал, куда больнее было смотреть на такого Рафаэлло. Телесные повреждения — сущая мелочь по сравнению с душевными. А в его душе расползалась чёрная дыра, сжирая его изнутри.
— Неужели я тебе противен? — красное марево на месте глаз Рафа сузилось, сильнее сжались когти на плече.
А Марс не мог выдавить из себя ни звука. Смотрел в такие незнакомые глаза напротив. Чужие. Не принадлежащие Рафу. Жестокие. На него смотрела Лилит. Смотрела и трансформировала тело Рафаэлло, меняя его под себя. А Марс цеплялся за эти жалкие оставшиеся крохи, словно пытался впитать их в себя, запечатлеть в памяти. Чтобы точно не забыть. Никогда.
— Значит, вот как… — медленно протянула Лилит. И швырнула Марса в противоположную стену. Как будто тряпичную куклу кинула. Он лишь сдавленно застонал. Как знакомо. Как чертовски знаком был этот удар. И по лицу вновь потекла кровь из разбитой головы, заливая глаза.
А Рафаэлло бросился к нему, прижал к себе, шептал что-то на ухо, успокаивающе гладил по голове, раздирая кожу когтями. А вокруг шевелились щупальца, свивались кольцами, обвивали Марса. Их прикосновения жгли огнём, пробирая до костей. Металлические концы вспарывали кожу легко, словно бумагу.
А Марс так и не сделал попытки отстраниться. Смотрел остановившимся взглядом куда-то мимо этого изуродованного Рафа. Туда, где ему мерещился призрак нормального. Тот стоял и тепло улыбался. А изо рта текла кровь, пузырилась в уголках губ. И кончики волос слиплись красными сосульками, перестали виться. Но призрак таял, он явился всего лишь на мгновение, прогнал Лилит, а сейчас слился с изуродованным телом. И обнимал, гладил, ласкал.
Но от этих прикосновений становилось только хуже. Марс трясся как в лихорадке. Кровь, его кровь, заливала пол. И, кажется, конечности уже немели. А внутри перекатывалась вязкая лава, жгла, сворачивала внутренности в тугой узел. Они истекали гноем и пухли, натягивая мышцы живота, распирая их изнутри.
Так вот что чувствовал Раф. Казалось, эта боль их сближала, сливала в единое целое сильнее, чем поцелуи и объятия.
Марс наконец-то шевельнулся, обнял Рафаэлло, прижимая его к себе. Дрожал как осиновый лист, но держал крепко. И целовал. Целовал так, как будто боялся не успеть, будто им остались считанные секунды. Тело лихорадило, а он гладил Рафа, пачкался в гное и его крови. И сбивчиво шептал, плохо понимая, что именно говорит. Слова звучали глупо и скупо, не передавая и тысячной доли желания и страха, раздирающих его на части куда сильнее и больнее заострённых щупалец.
— Раф… Раф, пожалуйста… Не бросай меня, пожалуйста… Не смей… Просто не смей… Я не смогу, не вынесу… Просто не оставляй меня…
А Рафаэлло улыбался, гладил его, раздирая кожу когтями до костей. Его щупальца скользили по телу, оплетали, сдавливали, кажется, сломалась пара рёбер. Но, Боже мой, какие же это были мелочи. Ведь главное, что он тут, что он рядом, что можно разделить с ним всё. Он поймёт.
Марс чувствовал, как внутри него свивались щупальца, разрывали его на части. Чувствовал, как Раф сжал клыки на его плече, как хрустели ломаемые кости. Боль перекрывала всё остальное, заглушала остальные чувства.
ххх
Первое, что он почувствовал, ещё до пробуждения, — холод. Сквозняк гулял по взмокшей спине, вызывая мелкую дрожь, но дело было не только в нём. Холод шёл изнутри, перекатывался где-то в желудке застоявшейся кислой водой.
Марс завозился, нащупал край одеяла, потянул его на себя. Съёжился под ним в комок. Никаких сил не было, он чувствовал себя как выжатая и подранная губка. Даже это небольшое и несложное движение вымотало его так, словно он сутки пробегал на сложнейшей миссии. Всё тело ныло и ломало, тошнота подкатывала к горлу, как морской прилив. Он чувствовал себя совершенно разбитым.
Скопившаяся в углах комнаты темнота смотрела на него воспалёнными красными глазами. Он чувствовал этот внимательный взгляд даже сквозь опущенные веки, через одеяло, которое натянул на себя с головой. Но он уже не пугал. Он стал привычным. Марс скорее начал бы нервничать, если бы этого взгляда не было. Раньше он не мог спать под столь пристальным вниманием, а сейчас на это было плевать.
Темнота вновь навалилась на него, вмяла в кровать. Тяжёлая, тяжелее свинца. Она давила на всё тело, мешала двигаться, даже дышать и то было трудно. Тупая холодящая боль в висках становилась всё сильнее. Он казался самому себе не человеком, а аморфным существом, раздавленной и бесформенной массой нервов. В конце концов он не столько уснул, сколько просто отключился, слишком уставший и измотанный.
В этот раз ему не снилось ничего.
ххх
Его разбудил луч света. Просочился сквозь неплотно закрытые жалюзи и сейчас светил прямо в глаз. Марс поморщился, открыл кое-как глаза, уставился в белый потолок, положив сгиб локтя на лоб. Нужно было вставать, собираться… Работа не ждёт.
Он скосил взгляд на часы. До звонка будильника ещё было целых полчаса. А сна, несмотря на кошмары, не было ни в одном глазу. Сейчас он чувствовал себя получше, если не считать ощущения, что в голове поселился гудящий улей. Впрочем, это чувство стало уже почти нормой.
Он со вздохом встал с кровати, отключил будильник. Натянул брюки, взялся за рубашку. Одежда, как ничто другое, позволила вспомнить, кто он такой, и почувствовать себя человеком. Застегнув кое-как несколько пуговиц, он бросил это занятие и поплёлся в ванную. Там сел на бортик, включил воду, потерев ладонями лоб. Вопреки ожиданиям, журчание не успокаивало, а только нервировало ещё больше. Он раздражённо поморщился, набрал воду в стакан и выключил кран. Принялся вяло возить щёткой во рту. Вкуса зубной пасты он даже не почувствовал, после сна до сих пор на языке стояла солоноватая горечь. Марс вздрогнул и сплюнул пасту едва ли не с отвращением, тщательно прополоскал рот и, включив воду, потянулся за мылом. И уловил кокосовый аромат. Марса словно молнией ударило, он неверяще покосился на белое мыло в ладони, принюхался. И правда кокосом пахло. Милки, наверное, купил, ему нравились подобные запахи. Что же до Марса...
Белые кудрявые волосы, в которые так приятно было зарываться носом. Чужие сильные руки, чужое дыхание над ухом, язык, губы… И стекающая по слегка улыбающимся губам кровь.
Марс задрожал, мыло выскользнуло из рук на пол. Пришлось наклоняться, поднимать. А когда распрямился и глянул в висящее над раковиной зеркало, то увидел в нём Рафаэлло. Он смотрел на него и улыбался той самой лёгкой, прощальной улыбкой. По губам текла кровь, из-под воротника куртки торчало щупальце.
Марс даже не успел сообразить, что к чему; просто мир вдруг полыхнул алым, в ушах прогремел оглушительный звон, а его кулак оказался впечатан в зеркало. Выработанный благодаря работе рефлекс: испугался — бей. На миссиях он спасал ему жизнь. А сейчас лишь разбилось с оглушительным звоном зеркало. Осколки осыпались сверкающим дождём на пол и в раковину. Некоторые застряли у Марса в руке, но боли он даже не почувствовал, смотрел расширившимися глазами на пустую уже раму и видел перед собой Рафаэлло.
— Марс, что случилось?! — в ванную влетел перепуганный Милки. Заспанный, растрёпанный и в одном тапке. — Боже, ты весь в крови…
Лицо Рафаэлло треснуло и осыпалось почти так же, как зеркало секунду назад.
— Всё нормально, — Марс мотнул головой, голос брата привёл его в чувство. Стряхнул осколки с кулака в раковину. Пошатнулся и медленно вышел из ванной, оцарапав ногу об один из осколков.
— Ничего не нормально, — Милки нахмурился, обеспокоенно на него глядя, потом мягко забрал у него из руки мыло. Надо же, Марс до сих пор его сжимал, а ведь даже и не заметил! А потом потянул брата за собой на кухню. — Тебе раны обработать надо, как ты на работу пойдёшь?
Этим стоило бы заниматься в ванной, конечно, но сейчас там всё было усыпано осколками. Нужно было сначала их убрать. Убрать-то не проблема, и зеркало новое купить тоже не проблема. Проблемой было состояние Марса. Пугающее состояние. Вот и сейчас, пока он обеззараживал царапины и залеплял особо глубокие пластырем, его до дрожи пугал взгляд Марса. Пустой, направленный в никуда взгляд омертвевших глаз.
ххх
Вода мягко облизывала ноги. Наверняка ледяная, но Марс практически не чувствовал этого холода. Шёл, заходя всё глубже и глубже. Под ногу попалась ракушка, хрустнула, треснув и вминаясь в песок. Милки любит ракушки, собирает их. Не надо было давить, наверное, надо было подобрать…
Потом, всё потом. Сейчас его ждало море. Влекло, раскрывало свои жадные объятия. И Марс шёл к ним, словно загипнотизированный.
По воде растекались алые разводы, чем глубже он заходил, тем их было больше и больше. Они кружились вокруг Марса, оплетали его, тянулись за ним кровавым шлейфом. Он опустил ладони на воду, поводил по поверхности, с рассеянной улыбкой наблюдая, как краснота лентами тянется к его рукам. Вот воды уже по грудь, а вскоре он ушёл под неё с головой. Внутри царило странное спокойствие, смешанное с нетерпением, красные разводы льнули к его пальцам, словно верные звери. Сладковатый запах миндаля наполнял ноздри. Наверное странно вдыхать запах под водой, но сейчас это казалось ему абсолютно естественным и единственно правильным. Чем глубже он погружался, тем сильнее становился запах, тем больше примешивалась к нему нотка кокоса. И мир сразу же становился более насыщенным, более красочным. Мимо плыли, поблёскивая цветастой чешуёй, изуродованные рыбы со вспухшими животами. За некоторыми тянулись длинные ленты кишок. Уродливая и неестественная красота. Раньше бы он никогда не посчитал это красивым, но… Но Рафаэлло, без сомнения, был красив, несмотря на щупальца и опухоли. А значит, красиво было и всё остальное.
— Я ждал тебя.
Он мелькнул в почти чёрной синеве воды бледной, призрачной тенью. Подплыл к Марсу, погладил его по щеке. Вокруг Рафа теперь всегда было алое облако. Вот и сейчас оно окутало их обоих, приняло Марса в свои объятия. Поначалу он шарахался от него, а теперь привык. Человек так устроен, что ко всему привыкает. Особенно когда не хочет сопротивляться.
— Я скучал, — прошептал Марс, глядя в красные глаза.
Рафаэлло улыбнулся избитыми губами, снова погладил его по щеке, на этот раз тыльной стороной ладони.
— Тебе не сложно находиться под водой? — он коснулся губами его лба и замер, положив ладони на плечи, легко поглаживая большими пальцами основание шеи. — Ты ведь ещё живой.
А у Рафа со щеки слезала кожа, обнажая зубы, а руки были покрыты гнойными опухолями. Кое-где кожа и вовсе почернела.
— Вовсе нет, — горько улыбнулся Марс, потянулся к нему, пытаясь заключить в объятия, прижать к себе. Но как можно обнять воду и кровь?
— Живой, — не согласился Рафаэлло. И вместе с этими словами в лёгкие хлынула солёная вода. Марс забился, лихорадочно загрёб руками. Инстинкт самосохранения работал быстрее мозга. К поверхности, быстрее, быстрее! Надо всплыть, откашляться, вдохнуть кислорода. Но он не мог сдвинуться ни на сантиметр. Вокруг туловища обвивались щупальца, держали крепко. Не вода и не кровь, а плоть и кости. Рафаэлло держал его, мягко, завораживающе улыбаясь.
— Останься со мной. Не уходи. Пожалуйста.
Марс смотрел на него расширившимися от ужаса глазами, скрёб пальцами себя по горлу и тонул, тонул, тонул…
Кто-то вдруг схватил его за руку, выдернул из воды, захлопал по спине. Свет бритвой резанул глаза даже через закрытые веки.
— Марс, ты что?!
А Марс мог лишь кашлять, выплёвывая воду. Пресную, не солёную. Вода утекала в слив на дне ванны, унося вместе с собой красные разводы и рыб со вспухшими животами.
— Марс! — Милки перепуганно вцепился в его плечи, встряхнул, заглядывая в глаза. А Марса колотило. Он до сих пор был там, почти на дне моря, в кровавом облаке. Там было его место. Там, не здесь, в ванной, залитой водой.
— Ты что… Что ты… Что ты собирался сделать такое, — прошептал он, расширенными от ужаса глазами наблюдая, как Марс судорожно отплёвывается от воды. А если бы он задержался в магазине чуть дольше? Если бы прошёл в кухню, не заметив, как из-под двери ванной вытекает тонкая струйка воды? Руки затряслись, и он зажмурился, пытаясь заставить себя дышать глубоко и медленно. Не время сейчас было думать об этом. Милки сглотнул, потянул его из ванны. Марс вылез из неё скорее на автомате и сразу же сполз на пол, обхватив голову руками, глухо застонав. Кажется, он только сейчас начал просыпаться и осознавать происходящее. Милки торопливо набросил на него полотенце, растёр плечи трясущимися руками.
Нужно вытереть, одеть, отвести на кухню, напоить чаем, разумно подумал он. Но вышло всё совсем по-другому. Он чувствовал себя совершенно беспомощным и бесполезным, глядя на согнувшегося на полу Марса. Тот опустил голову так, что лица не было видно; Милки уловил едва слышный скрип зубами и вздрогнул, когда Марс вдруг со всей силы впечатал кулак в кафельный пол — один раз, второй, третий, пока на мокром полу не появились розовые разводы. Его снова накрыло душной волной страха. Сколько он себя помнил, Марс всегда был рядом, на него можно было положиться в любой ситуации. Как только что-то шло не так, он просто говорил «Я разберусь» и действительно разбирался. Даже в самой безнадёжной ситуации он умудрялся найти выход. Он спас ему жизнь, прошёл через ад, чтобы Милки мог сейчас стоять здесь, дышать, жить.
Его сильный, умный, надежный брат сейчас сломанной куклой сидел на полу, а Милки ничего не мог с этим поделать. Единственный раз, когда Марсу понадобилась помощь, когда он позволил наблюдать свою слабость, Милки ничего не мог сделать, чтобы ему помочь — только стоять здесь бесполезной декорацией и хныкать. Хороша благодарность.
Милки закусил губу и упал на колени, схватив брата за руку, обнял, чувствуя, как до предела напряжено тело под его руками, как его колотит дрожь, как дёргается плечо каждый раз, когда Марс бьёт кулаком пол, пытаясь выплеснуть скопившиеся чувства, не позволяя себе кричать и истерить. Рубашка сразу же намокла.
— Перестань, Марс, перестань, — попросил он, сглотнув стоящий в горле комок. — Пожалуйста, перестань!
Он почувствовал, как сильнее напрягся Марс в его руках, как забился, колотя пол почти истерично, словно это он был во всём виноват. От красных разводов на плитке Милки замутило, но он только сильнее сжал брата, почти до боли, уткнувшись носом в холодное плечо. Всё, что он мог сейчас сделать. Он не понимал, что происходит и почему, он только мог по мере сил убедить Марса, что он не один. Что бы это ни было, он не собирался отдавать Этому брата без боя.
— Я здесь, — прошептал он, проведя дрожащей ладонью по мокрым чёрным волосам, сморгнув подступившие слёзы. — И ты не оставляй меня. Не оставляй, слышишь? Марс, я… Я что угодно сделаю, только…
Никогда в жизни ему не было так страшно. Даже тогда, когда он сидел в прозрачном стеклянном кубе вместе с другими такими же несчастными, а кожа сползала с пальцев, словно перчатки.
Марс дёрнулся в последний раз и затих, обмяк безвольно, будто из него выкачали весь воздух. С замиранием сердца Милки почувствовал, как он прижался лбом к его плечу, и и без того влажная рубашка намокла чуть сильнее — но в этот раз вода была тёплой. Милки сжал зубы, чтобы не разрыдаться, и снова погладил его по голове. Он раскачивался слабо вперёд-назад, увлекая за собой Марса, стараясь успокоить его и отвлечь. Страх постепенно рассеивался, уступая место решимости.
Вскоре в ванной воцарилась тишина, нарушаемая только их дыханием. И тихим капаньем воды со свисающего с бортика ванной красного шарфа.
ххх
— Я не знаю, что делать, — Милки комкал салфетку, гипнотизируя взглядом полупустой стакан с соком перед собой. Нетронутое мороженое в вазочке рядом растаяло, превратившись в цветную кашицу. — Марс, он… Киндер, я его не узнаю! Он меня пугает…
— Ты же вроде бы говорил, что он пришёл в себя? — Киндер, единственный школьный друг, внимательно посмотрел на него, рассеянно мешая сахар в остывшем чае вот уже полчаса.
Обеденный перерыв недавно закончился, и кафе почти опустело — немногочисленные посетители рассредоточились по залу, негромко переговариваясь, фоновая музыка играла тихо и была почти неслышна. Хорошая обстановка, чтобы спокойно посидеть и поговорить.
Это Киндер вытащил сюда Милки, видел, что тот сам не свой в последнее время — хмурится постоянно, молчит и всё чаще прогуливает уроки. Хотел разговорить, узнать, что происходит. Вот и… Разговорил.
— Мне показалось, — замотал головой тот, закусив губу и отодвинув от себя стакан. — Он, когда меня выпустили из больницы, радовался, вроде бы был как всегда. Дёрганый какой-то, нервный, но я списал это на последствия того задания. А тут… А тут у него была очередная миссия и всё. После неё я его просто не узнаю. И с каждым днём становится всё хуже и хуже. Не знаю, что делать, — сокрушённо повторил он, терзая в пальцах салфетку. Киндеру это не нравилось, как не нравился и постоянный нервный тик, когда Милки начинал мелко дёргать коленом, даже не замечая этого, и тени, залёгшие под глазами. Он ещё никогда не видел Милки таким расстроенным и взволнованным, и это определённо был плохой знак.
— Мне кажется, что он с ума сходит! Кричит по ночам, уходит куда-то вечерами. Вчера уснул в ванной и чуть не утонул. Разбил руку о кафель и... И глаза… — Милки отбросил вконец истерзанную салфетку и сжал стакан с соком. — Жуткие глаза. Пустые совсем. Он как будто меня даже не заметил, смотрел куда-то мимо.
— Он сильный, в СББТ ведь кого попало не берут, — уверенно сказал Киндер, осторожно вытащив стакан из пальцев Милки — тот сжал его так сильно, что Киндер всерьёз опасался, что стекло вот-вот лопнет. — Справится. Но и ты должен ему помочь.
— Как? — покачал головой Милки, потерев лоб ладонью. — Я даже не знаю, из-за чего это всё. Он ничего мне не рассказывает.
Киндер задумчиво опустил взгляд в безнадёжно остывший чай. Советчик в таких вопросах из него был неважный, но он искренне хотел помочь.
— Ну, для начала надо это узнать, — протянул он наконец. — Не могло же оно взяться из ниоткуда. А если узнаешь причину, то станет полегче. Ты уже сможешь найти к нему подход. Шила в мешке не спрячешь, должно быть хоть что-то.
— Да, наверное, ты прав, — пробормотал Милки, рассеянно поболтав лёд в стакане. Он уже почти растаял, остались лишь совсем тоненькие льдинки. — Только вот как...
Узнать причину… Легче сказать, чем сделать. Марс ведь ни на какие вопросы не отвечает, молчит как партизан. Он ещё пытается делать вид, что всё нормально, что всё как всегда, но у него это не получается. Маска трещит по швам, а то, что открывается за ней, пугает Милки до дрожи в коленях. Оттуда на него смотрит сумасшествие.
За столиком повисла тишина. Негромкий весёлый мотивчик, доносящийся из колонок под потолком, казался в данной ситуации едва ли не издевательством.
— Кричит, — медленно протянул Киндер, задумчиво сунув в рот ложку, на которую налипли кусочки сахара. — Ты сказал, он кричит по ночам. А что кричит?
— Что? — непонимающе поднял на него глаза Милки.
— Что он кричит? Может, разговаривает во сне? — повторил вопрос Киндер, опёршись локтями на стол и наклонившись к нему ближе. Он нащупал выход, и глаза азартно загорелись — так бывало всегда, когда он находил разгадку волнующей его проблемы. Милки растерянно моргнул и, подумав, с некоторым удивлением ответил:
— Я… Я не знаю. Не разобрать. Слышно плохо, ничего конкретного…
— Так подслушай, — Киндер победно откинулся на спинку стула и покачался на задних ножках. — Хоть что-то да узнаешь. А там уже сможешь его разговорить.
— Да… Да, пожалуй, это выход, — согласился Милки немного ошарашенно. Ему, привыкшему вести себя культурно и воспитанно, и в голову не приходило подслушивать разговоры Марса или рыться в его вещах без разрешения. Но ведь отчаянные времена требуют отчаянных мер. — Я попробую. Спасибо, — облегчённо кивнул он и подтянул к себе растаявшее мороженое, вспомнив, наконец, о его существовании.
Киндер поднял брови, глядя на него, однако потом широко улыбнулся и тоже залез ложкой в чужую вазочку.
На губах Милки, впервые за несколько недель, наконец мелькнула улыбка, и это дорогого стоило.
ххх
В этот раз, вернувшись с работы, Марс даже не поужинал. Умылся только и тотчас же сбежал в свою комнату. А на вопрос Милки, всё ли в порядке, сослался на усталость. Милки так и остался стоять в коридоре, неверяще глядя на захлопнувшуюся у него перед носом дверь. Они обычно всегда ужинали вместе, общались, Марс интересовался делами брата, кое-что рассказывал из своих дел, на чем не стояло грифа «Секретно». А сейчас даже не поужинал и едва ли перебросился парой фраз. Нет, такое было несколько раз, когда Марс чуть ли не приползал домой — настолько устал. Но сейчас явно было не тот случай. Сейчас Марс просто сбежал.
Милки зажмурился, сжал кулаки, глубоко вдохнул, успокаиваясь. Ему сейчас точно нельзя паниковать и нервничать, достаточно и того, что паникует Марс. Должен же кто-то из них оставаться в здравом рассудке.
Милки долго сидел на кухне над остывшим ужином, возил пальцами по столу, размазывая лужицу случайно пролитого чая.
Сегодня, наконец решил он, глядя на дрожащие отражения ламп в каплях воды. Сегодня я это сделаю.
Часа через два он прокрался тихонько под дверь комнаты брата. Как он и думал, тот запер её. Пришлось садиться под дверью и ждать. Ждать непонятно чего в надежде, что узнав это, он сможет помочь брату. Милки тихо вздохнул, поставив подбородок на колени. Время словно нарочно замедлилось и тянулось хуже жвачки. Его быстро начало клонить в сон, но спать было нельзя. Он специально надел на руку резинку и щёлкал себя по запястью каждый раз, когда начинал клевать носом.
Тёмный узкий коридор, лишь светятся бледно сенсоры на дверях. Милки, хоть уже и не был ребёнком, до сих пор побаивался темноты и очень стеснялся этого своего глупого страха. Чтобы отвлечься, он прислонился затылком к стене рядом с дверью и весь превратился в слух. Поначалу он не слышал ничего, кроме тихого гудения панелей управления, но потом начал различать и другие звуки. Тяжёлое дыхание за дверью и поскрипывания кровати. Марс ворочался, спал неспокойно.
А Милки только и мог, что сидеть у двери, обняв колени, и слушать.
Он слышал, как Марс начал звать кого-то — себе под нос, неразборчиво, Милки никак не мог разобрать слов, хоть и прилип уже к двери вплотную. Но всё же слышал, как тот что-то бормотал про взрыв и каких-то эдемафоров. Слышал, как глухо звал по именам всю свою команду. А потом... Другое имя, на этот раз чётко, ясно слышимое.
«Раф… Рафаэлло».
Милки впервые услышал от брата это имя и так и замер, прижав ухо к двери и напрягая слух, надеясь, что сейчас что-нибудь выяснится. Но больше ничего интересного он не услышал, только снова неясное бормотание и сдавленные стоны. Кто такой этот Раф? Новый член их команды? Вряд ли… Насколько он знал, "Сцилла" была полностью укомплектована. Так кто же он?..
Милки беззвучно повторил загадочное имя, словно пробуя на вкус и пытаясь вспомнить хоть что-нибудь. Но нет, он определённо слышал это имя впервые.
Он поднялся на ноги и снова прижал ухо к двери, когда с другой стороны стены Марс вздрогнул и открыл глаза.
ххх
В это раз он не помнил, что ему снилось. Детали кошмара, бывшие минуту назад такими реальными и ясными, ускользали из сознания, тая, как сигаретный дым под потолком. Последние затухающие образы мелькали перед глазами, усиливая уже привычную головную боль. Изуродованные вирусом тела, когтистые лапы и щупальца прямо у его носа. Помнил, как сам превращался в такую же тварь, как росли внутренние органы, как вылезали щупальца. Кажется, он тогда закричал.
Он действительно кричал. Марс подскочил на кровати, обвёл комнату диким взглядом. Никаких вспоротых когтями металлических пластин, никакой сырости, никаких эдемафоров, никаких изуродованных тел ребят. Всё как всегда, все вещи на своих местах. Несколько полных пепельниц, пара бутылок из-под пива около кресла, брошенная на пол куртка. Никакой крови и гноя. Только мокрые от пота простыни.
И никакого Рафаэлло.
Марса затрясло. Он, коротко взвыв, запустил пальцы в волосы и стукнулся затылком о стену. Опять кошмар. Опять… Он уже забыл, когда в последний раз спал без снов. Кажется, это было не в этой жизни и не с ним.
Надо успокоиться. Прийти в себя. Иначе в таком состоянии он не сможет работать. Он на работе-то держался только каким-то чудом, а вот дома уже не удавалось, накатывало всё пережитое, погребая его под своей тяжестью. Нервы сдавали, он чувствовал, что ещё немного и сорвётся. Больше всего он боялся, что Милки будет в этот момент рядом. Последнее, чего он хотел, — это грузить своими проблемами брата. Он и так доставил Милки слишком много проблем.
Марс встал кое-как с кровати. Холод пола неприятно лизнул ступни. Однако он не обратил на это внимания, рывком пересёк комнату, пошатываясь. Зрение после сна всё ещё было каким-то смазанным и мутным, мир плавно покачивался то в одну сторону, то в другую. Надо бы сходить на кухню, попить, в горле пересохло. Попить, покурить и успокоиться.
Он хлопнул ладонью по сенсору, вышел в коридор. И боковым зрением заметил рядом с собой какую-то тень. Тень шарахнулась в сторону из угла, вот-вот развернёт свои щупальца и…
Марс ударил со всей силы, не задумываясь. А после удара моментально отскочил, перегруппировавшись.
Только вот эдемафоры не вскрикивают, не смотрят так испуганно. Они вообще не способны испытывать страх! А вот человек может. Осознание хлестнуло его раскалённым кнутом.
— Милки… — прошептал Марс, невольно отступив на шаг назад. Смотрел круглыми глазами, как брат зажимает разбитый нос. Сквозь пальцы текла кровь, на скуле наливался синяк. — Милки, я…
Он спохватился, рванулся к нему, но Милки, наоборот, отшатнулся, испуганно глядя на Марса. Скорее, он рефлекторно пятился, не задумываясь о том, что делает, но у Марса оборвалось сердце. Мир, хрупкий и треснувший, но всё ещё каким-то чудом державшийся вокруг него до этого момента, со звоном разлетелся на осколки.
Он никогда не поднимал руку на брата. Никогда. Он и подумать об этом не мог. А сейчас чуть не свернул ему шею. Бил ведь так, как учили. Насмерть.
Он чуть не убил собственного брата.
Действительность обрушилась на него, резко, в один момент и без прикрас, прошлась острой бритвой по сердцу.
— Марс, ты чего? — у Милки даже голос — тихий, едва слышный — дрожал. А Марс сглотнул. Таких интонаций, такого страха в голосе у брата он ещё не слышал. — Это же я, Милки…
Марс чувствовал, что ещё чуть-чуть, и он просто пустит себе пулю в лоб. Всё происходящее казалось слишком нереальным, он не мог так поступить, не мог. Перепутать родного брата с этой гноящейся тварью! Кажется, он действительно стал сходить с ума.
— Милки, я… — он подавился собственными словами, беспомощно на него глядя. Сон слетел в одно мгновение; кошмары отошли на второй план. — Прости… Прости меня. Пойдём… — Он осторожно потянул брата в ванную, взяв за руку, словно хрустальную статуэтку. Посадил на бортик, принялся суетиться, останавливать кровотечение и прижимать лёд к синяку. А у самого предательски тряслись руки — так сильно, что он едва не выронил из рук аптечку. Замотав Милки бинтами едва ли не по уши, Марс упал перед ним на колени, чем поверг в чистейший шок. Но он этого и не заметил; всё, что он мог, — это уткнуться носом в его живот и шептать лихорадочное «Прости».
А в голове в это время билась одна-единственная мысль, от которой у него внутри всё холодело и животный страх заставлял сердце колотиться так, что закладывало уши.
Слава богу, что я не взял с собой пистолет.
ххх
Мягкие широкие ладони неспешно гуляли по его плечам. Тепло от них стекало вниз по коже багровыми потёками, согревая и не давая замёрзнуть. Гладкие, едва ощутимо пульсирующие щупальца обвивались свободными кольцами вокруг талии, спускались на бёдра, путались в ногах, лаская уже разогретую чувствительную кожу. Прежде его бы наверняка стошнило, если бы только эти сплетённые из жил, вен и мутной красной массы щупальца коснулись голой кожи, но сейчас это было приятно. Он тихо вздохнул, шевельнувшись и размазывая щекой кровь по чужой груди. При мысли о том, что когда-то его мутило от передоза солоноватыми парами, ему становилось смешно. Пальцы, вдумчиво оглаживающие позвонки на загривке, поднялись вверх по шее, взъерошили волосы. Переместились на щеку, легко приподняли подбородок.
— Всё ещё никак не расслабишься? — Рафаэлло улыбнулся тепло, ласково. В уголке губ надулся и лопнул кровавый пузырь. Правда, улыбка быстро потухла, а он нахмурился, вглядевшись в его лицо. — Что-то случилось?
— Я чуть не убил Милки… — прошелестел Марс. Поднёс ладонь к лицу, посмотрел на неё едва ли не с ужасом. Воспоминания о произошедшем, притупившиеся и помутневшие стараниями Рафаэлло, снова завладели его сознанием с полной ясностью. — Я его чуть не убил…
— Это на тебя не похоже, — Рафаэлло положил ладони на его талию и подтянул выше, обнял, погладил по голове. Его собственные белые кудри слиплись на концах кровавыми сосульками, щекотали шею и плечо. Раф теперь всегда был в крови. Всегда. Но Марса это уже нисколько не заботило.
— Я перепутал его с эдемафором… — Марс в отчаянии запустил пальцы в свои волосы, потянул, словно пытаясь вырвать с корнем, содрать с себя скальп. — Как я мог… Как я только мог?!
— Тебе не нравятся эдемафоры?
Этот голос ни с чем невозможно было перепутать. Марс дико вздрогнул, обернулся через плечо. И с ужасом уставился в леденящие душу зелёные глаза.
— Имеешь что-то против моих творений? Они же совершенны. Ну, почти, — подумав, добавила спустившаяся с потолка Лилит, знакомо мазнув лезвием по лезвию, производя тот самый ужасный звук, от которого у Марса неизменно скручивало всё внутри.
— Ты… — Марс бы отшатнулся в сторону, но не мог: Рафаэлло крепко прижимал его к себе, не давая сдвинуться с места.
— А мы их сделаем ещё совершеннее, — Лилит приблизилась вплотную, нависла над ними, погладив Рафа по щеке. А тот не отстранялся, полулежал всё так же расслабленно на вздутой мясной подушке, как и до этого. И Марс оказался зажат между ними двумя. Рафаэлло был тёплым, знакомым, прижиматься к нему было приятно. А прикосновение Лилит к голой спине жгло могильным холодом, и Марса передёрнуло от отвращения.
— Я тебя убью, — процедил он, дрожа от ярости. Сверлил взглядом лицо, столь похожее на лицо Рафа. — Убью…
— Меня? — Лилит усмехнулась бескровными губами, царапнула когтём щёку Марса. Её глаза были всё так же пусты и холодны, несмотря на растянутые в ухмылке губы. — Попробуй.
Марс заскрипел зубами, рванулся вверх, разворачиваясь. У него не было оружия, ничего не было, но он был готов прибить эту гадину голыми руками. Задушить, оторвать голову, перегрызть горло. Да что угодно, лишь бы эта тварь уже сдохла! Сдохла окончательно и бесповоротно.
— Не стоит, — Рафаэлло удержал его, потянул назад, погладил по животу над поясом брюк. — Марс, не стоит… Лучше идём с нами.
— Что? — Марс задохнулся, глянул на Рафа через плечо, только хотел высказать ему всё, что думает по поводу Лилит, и что Лилит уже давно не Тик Так, и что…
В горле булькнула кровь. А в животе прокатывались тяжёлые волны лавы. Марс удивлённо поперхнулся, по подбородку потекло тёплое. Боясь поверить, он медленно опустил взгляд вниз. Из его живота торчало щупальце. Щупальце, покрытое жёсткой гладкой кожей, на конце превращавшейся в металл.
— Пойдём с нами, — выдохнул ему на ухо Рафаэлло. А дыхание у него было ледяным.
Он крепко прижимал его к себе, не давал сползти на пол в агонии. И щупальце из живота не вытаскивал, сочувственно гладил вокруг раны, ерошил волосы, целовал в шею холодными губами. А Марса ломало. Он растворялся в этой боли, терял себя. Краснота заливала сознание, стирала память.
На него с усмешкой смотрела Лилит, с отстранённым любопытством наблюдая, как Марс превращается в одно из её творений. Точнее, нет. Превращается в первое творение Рафаэлло. При должной доле воображения в её глазах можно было разглядеть даже умиление.
— Мы теперь всегда будем вместе, — Рафаэлло слизнул гной с его щеки, улыбнулся, проводя пальцами по бескожным щупальцам.
Марс ничего не сказал. Он не мог говорить, лишь рычать. Но даже рычать у него сейчас не было сил. Переводил дыхание, полулёжа на Рафе. А Рафаэлло улыбался мягко и счастливо, гладя изуродованную человеческую оболочку.
— Марс!
Яркий свет. Марс почти ослеп от него, попытался закрыть глаза ладонью, но почему-то не вышло.
В комнату влетел Милки, посмотрел испуганно на брата, подбежал к нему, тряся за плечо.
— Марс, что случилось?!
Какой же раздражающий голос. Люди такие раздражающие… И Раф из-за него куда-то пропал, истончился под действием света.
Закрой дверь, закрой.
— Марс, что ты гово-…
Человечек заткнулся, удивлённо выдохнув. А Марс торжествующе усмехнулся, развернул ещё два щупальца, вонзив их в податливую плоть. С наслаждением слушал, как ломаются кости, как булькает кровь, как человечек хрипит и свистит, не в силах даже закричать – горло разорвано. Марс смотрел в эти широко раскрытые глаза и упивался плещущимся в них страхом. Наслаждался. Пил капля за каплей. И чем больше вытекало из человечка крови, тем больше становилось страха. Ещё. Ещё! Больше ужаса, ещё больше!
Тело дёргалось, когда его протыкали очередные щупальца. Такое тщедушное маленькое тело, вот уже и рука оторвалась.
А Марс довольно урчал, чувствуя, как по мышцам щупалец, пузырясь, течёт горячая кровь. Только как же мало оказалось её в этом теле. Ему хотелось ещё. И ещё. Больше!
Он посмотрел на открытую дверь. Там, откуда пришёл этот человечек, ведь были ещё люди, много-много людей.
— Иди, — Рафаэлло вновь появился из ниоткуда, погладил его по голове, подтолкнув к свету. – Иди…
И Марс пошёл, потянулся из темноты всеми щупальцами. Он жаждал крови, он жаждал страха.
ххх
В тренировочном зале было почти пусто. Ровные ряды перегородок, мишеней, мерные звуки выстрелов. Сникерс окинул взглядом зал и задержал взгляд на фигуре в самом дальнем углу. Вот и он.
— Марс? — Сникерс тронул его за плечо. — Оторвись-ка на секунду, надо поговорить.
Бахнул последний оглушительный выстрел, и Марс отвлёкся от мишени, скосив глаза в сторону. Как невовремя кончились патроны.
— Со мной всё в порядке, — мотнул он головой, снимая наушники. Глянул хмуро на полковника.
— Но я же вижу, что нет, — тот скрестил руки на груди, покачав головой.
— У меня всё хорошо, — с нажимом заявил Марс, вытащив магазин из пистолета.
— Поэтому ты последние три дня ночуешь на диване в курилке? — поднял брови Сникерс.
Марс в ответ на это промолчал, схватив с полочки новую обойму. Не говорить же, что он до смерти боится оставлять Милки наедине с собой после того, что приснилось ему той ночью. Марс плохо помнил последующие дни, но, кажется, ему хватило ума соврать брату что-то об интенсивных тренировках и едва ли не поселиться на работе. Сникерс покачал головой.
— Не держи меня за идиота, — он вдруг бросил на стол чёрную папку. — Это из-за допросов?
Марс покосился на название папки, на номер дела, на его собственный идентификационный номер члена оперативной группы и поморщился.
Недели, тогда последовавшие за подъёмом с глубины в спасательной капсуле, слились в его памяти в одну сплошную полосу кошмара. Его постоянно пичкали какими-то таблетками, препаратами и уколами, бесконечно исследовали и спрашивали, спрашивали, спрашивали — одна инстанция, вторая, третья, четвёртая. Он отчитался по завершении миссии, всё было гладко, комар носа не подточит. Но в СББТ работали не дураки, видели, что всё далеко не так, как изложил в своей версии Марс, пытались докопаться до правды. Путешествие по «Эдему» начинало казаться приятной прогулкой на фоне всей этой волокиты и бесконечного прессинга. Эдемафоры, по крайней мере, честны в своих намерениях выпустить тебе кишки, а не качают головами с деланным сочувствием, пичкая какими-то сыворотками и задавая бесконечную череду вопросов. Двуличные ублюдки. Будто бы не знали обо всей этой затее с вирусом. Марс понятия не имел, как он умудрился не расколоться. Наверное, он слишком был зол. Чтобы выудить из него правду, его нужно было сломать — а в нём на тот момент ломать было уже нечего.
Марс не собирался никому рассказывать, как всё было на самом деле. Не стоило им знать, что там, на «Эдеме» был Рафаэлло — единственный выживший в давней катастрофе. И погибший в другой… Ни слова не сказал он и ни о Лилит, ни об Адаме.
— Полковник, это мои личные проблемы, и вас они не касаются, — отчеканил Марс, посмотрев на Сникерса. А тот лишь сощурил глаза, внимательно глядя на Марса. Того передёрнуло.
Синие-синие глаза. Как море. А у него на поясе нож, и можно выколоть эти глаза, чтобы не видеть, не чувствовать на себе их взгляд, не тонуть в этом море. Хотя, то море бездонней и почти чёрное, и…
— Не касались бы, если бы ты мог с ними справиться, — ответил Сникерс, наблюдая, как Марс пытается вставить новый магазин в пистолет. Неправильной стороной.
Похоже, всё было куда хуже, чем он думал изначально.
ххх
Сникерс вылез из машины и задвинул за собой дверь. Покосился на окна на четырнадцатом этаже. Хоть бы Марс был дома… Сникерса сильно беспокоило то, к чему это всё шло. Результаты регулярных тестов тоже начинали не на шутку волновать. Похоже, пора было принимать кардинальные меры, а то он потеряет последнего бойца "Сциллы".
Он понятия не имел, что там Марс себе напридумывал.
Дверь открыл младший брат Марса. Милки, кажется…
— О, здравствуйте… — протянул он, растерянно хлопнув глазами. Явно не ожидал увидеть полковника на пороге.
— Привет, — кивнул тот. — Можно зайти?
— Да, конечно, — кивнул Милки, спохватился, посторонился с дороги, пропуская Сникерса в квартиру. Тот скинул форменную куртку — заехал сразу после работы, некогда было переодеваться, да и не хотелось.
— Марс дома?
Милки отрицательно покачал головой, поджав губы. Странно, Марс ушёл из штаба на три часа раньше самого Сникерса, тот задержался сверхурочно. Последнее время не хотелось возвращаться домой. Тяжёлое время.
— Вы поговорить с ним хотели, да?
— Ну не только, — усмехнулся Сникерс. — С тобой тоже. О Марсе, — добавил он, видя, что Милки не особо понял, зачем он понадобился начальнику брата.
— Проходите тогда, — Милки мотнул головой в сторону кухни. — Чай будете?
— Да, пожалуйста, — кивнул Сникерс. Снял ботинки, проходя следом.
На кухне Милки поставил перед ним кружку с чёрным чаем, помнил, какой тот любит. С год назад Сникерс уже как-то наведывался к ним домой. Ненадолго, правда, побеседовал тогда с Марсом о чём-то и ушёл.
— Что-то на работе случилось? — протянул Милки, устроившись напротив Сникерса на стуле.
— Скорее, с Марсом что-то случилось, — хмыкнул тот, кинув в чай сахар. А сам внимательно следил за реакцией Милки. Тот нахмурился, отвёл в сторону взгляд, потёр рефлекторно синяк на скуле. Синяк был свежий. — Ты заметил какие-то странности? — осторожно спросил он.
— Он сам одна большая странность теперь, — негромко пробормотал Милки. — Я его не узнаю. Я думал, у него что-то на миссии случилось… Кошмары мучают и…
— Это он тебя ударил? — спросил Сникерс, кивнув на синяк.
Милки прерывисто вздохнул и кивнул.
– Да, но это он не специально, — торопливо сказал он, пряча глаза. — Он после кошмара тогда выскочил из комнаты и… И, видимо, принял меня за кого-то другого, — он поднял голову, с надеждой посмотрев на Сникерса. — Я не знаю, что у вас там происходит, не имею права знать, но… Но я никак не могу помочь Марсу. Он с ума сходит, а я даже не знаю почему. Вы же… Вы же сможете что-нибудь сделать?
Сникерс усмехнулся, кивнув, и встал из-за стола.
— Не волнуйся, придумаю что-нибудь.
Вот ещё было бы легко это придумать.
Милки уже поднёс ладонь к сенсору, когда мозг резануло воспоминание.
Раф. Рафаэлло.
— Мистер Кларенс, — окликнул его Милки. Сникерс, уже вышедший на лестничную площадку, обернулся.
— Да?
Милки открыл было рот, чтобы задать давно мучивший его вопрос. Почему-то ему казалось, что Сникерс сможет дать на него ответ; он сам не знал причины, но был уверен, что тот в курсе, кто такой этот Рафаэлло, но...
— Пожалуйста, позаботьтесь о брате, — сказал он совсем другое. Сникерс посмотрел на него внимательно, чуть сощурившись, однако кивнул и прошёл к лестнице.
— Конечно.
Милки долго смотрел ему вслед, а заперев дверь, прислонился к ней лбом, закрыв глаза.
Он не понимал, что происходит, но это была не его тайна, и выбалтывать её он не мог.
Наверное, это было глупо. Очень глупо. Возможно, это была важная информация и благодаря ей удалось бы поскорее помочь Марсу.
Но, несмотря на всё это, Милки был отчего-то уверен, что поступил правильно.
ххх
На дворе уже стояла глубокая ночь. Полковник ушёл три часа назад, а Марс до сих пор так и не вернулся. Милки гипнотизировал взглядом минутную стрелку, сидя на кухне, подобрав под себя ноги. Забытый на столе чай давно остыл.
И где только ходит. Только бы всё в порядке было… И телефон как назло выключен. А на дворе уже поздняя ночь. Хоть бери и звони в полицию, чтобы искали.
Милки бы не волновался, если бы Марс был нормальный, ну пошёл куда-нибудь со знакомыми, в бар тот же или ещё куда-то, ну с кем не бывает, но сейчас, когда он был сам на себя не похож, можно было начинать волноваться. И сильно волноваться.
Пикнул сенсор, и открылась входная дверь. Милки бросился из кухни, вылетел в коридор. И так и замер.
— Марс…
Он с ужасом смотрел, как у того с одежды стекает вода. Мокрый насквозь. Но дождя ведь нет! Дождей уже неделю нет.
— Марс, ты где был? — упавшим голосом спросил Милки, глядя, как брат снимает ботинки. Под ними натекла уже целая лужа.
— На пирсе, — отстранённо ответил тот. Скинул куртку прямо на ботинки, пошёл по коридору в свою комнату.
— На пирсе? — сердце болезненно сжалось. — На том самом пирсе?..
Он помнил, как Марс утопил свою награду в воде, помнил покачивающиеся на волнах гвоздики. Он тогда не вмешивался, считал, что Марс знает, что делает. А вот сейчас он был совершенно не уверен в этом.
Марс не ответил, поплёлся в свою комнату. Шёл как будто на автомате.
Милки поджал губы, взял его за плечи, мягко развернув в другую сторону и подтолкнув к ванной.
Всё было очень плохо.
ххх
— Марс, мне кажется, тебе пора взять отпуск, — фальшиво непринуждённо заметил Сникерс.
— Нет, не хочу, — тот помотал головой, без интереса гоняя по тарелке кусочки мяса.
Сникерс в перерыв вытащил его с работы в кафе неподалёку. Неформальная обстановка, по его замыслу, должна была оказать благотворное влияние, но что-то в их случае всё становилось только хуже. Пение птичек за окном никак не сочеталось с царящим за столом напряжением.
— Это ты сейчас не хочешь, — фыркнул Сникерс. Достал из кармана конверт, пододвинул к Марсу. — Но тебе стоит отдохнуть. Наберёшься сил, расслабишься и с новыми силами за работу. Всё равно группы нет, пока ещё соберём и укомплектуем.
Марс покосился на надпись на конверте и криво усмехнулся, глянув на Сникерса.
— Отправляете меня в психушку, полковник?
— В санаторий, Марс, — качнул тот головой. — Тебе необходим нормальный восстановительный курс.
А в психушку пока ещё рано.
Марс поджал губы, сдавив вилку в кулаке. Больше всего ему хотелось смести всё со стола, а лучше и вовсе его перевернуть, воткнуть вилку в эти чёртовы глаза цвета моря — как он смеет сидеть тут и делать вид, что ему не всё равно, после того, как сам отправил их на смерть?!
Приступ ярости прошёл так же быстро, как начался. Глупо было сваливать всю вину на Сникерса — он точно так же подчинялся чьим-то приказам и вряд ли мог что-то сделать. В конце концов, он тоже переживал из-за потери ребят — он их знал едва ли не всю жизнь, а не один год, как Марс. Ему даже стало немного стыдно за свои мысли; но стыд, поднявшись снизу жаркой волной, рассыпался бездушными серыми хлопьями. И больше Марс ничего не чувствовал — в последнее время так случалось со всеми испытываемыми им эмоциями.
Санаторий так санаторий. Это явно было не предложение, а приказ, просто поданный в смягчённой форме. Уж лучше поехать туда самому, чем дожидаться, пока его засунут в какую-нибудь смирительную рубашку и отвезут туда силой. Капля гордости у него всё же осталась.
— Как прикажете, — безразлично ответил он и забрал конверт со стола. — Это всё, я могу идти?
Сникерс хотел было сказать, чтобы Марс не относился к этому как к приказу. Что он переживает за него и это всё исключительно для его же блага. Но, глянув ему в глаза, смог только кивнуть.
А может быть, уже и нет.
ххх
Файлы, файлы, файлы. Но их было немного; не так много, как хотелось бы. И почти никакой важной информации. Марс пересмотрел их уже тысячу раз за то время, что сидел здесь, и почти заучил наизусть.
Санаторий располагался в отдалении от города, на небольшом островке и, по мнению Марса, больше всего напоминал пансионат. Он понятия не имел, как ему должны были помочь бессмысленные разговоры ни о чём с так называемыми докторами и атмосфера дома престарелых, но он достаточно быстро понял, что и как нужно отвечать на вопросы, чтобы его оставили наконец в покое и вернули планшетник. Достать интересующие его документы оказалось не так уж сложно — спасибо урокам близнецов. Мысль заглянуть в базу данных работников «Эдема» и поискать информацию по каналам СББТ лежала на поверхности, но Марсу просто не хватало духу воплотить её в жизнь. И вот сейчас…
Марс снова пролистал полосу ярлыков. Глубоко вздохнул и открыл один из них. С монитора на него смотрел Рафаэлло. Без крови. И не улыбаясь. Смотрел спокойно и как-то отстранённо. А рядом с фотографией мелким почерком досье. Сухие скупые строчки, ничего интересного не говорящие. Работал в охранном секторе «Эдема». Дата приёма на работу, дата повышения, награда, заслуги. Краткая характеристика.
За этим всем не было человека, не было души. Практически полностью обезличенный отчёт незнакомого ему человека. И фотография почти десятилетней давности. Марс всмотрелся внимательней, склонившись к экрану вплотную, словно не желая упускать ни малейшей детали. Рафаэлло здесь был практически его ровесником, хотя почему-то казался Марсу младше. Непривычно было видеть его таким… Юным. Он казался каким-то тонким и хрупким, почти ненастоящим. Слишком молодой, слишком… Его ещё не поломало. Это был не его Раф, не…
Марс сжал планшет в пальцах так, что заскрипел корпус. И не выдержал, швырнул его прямо в чёрный прямоугольник открытого окна, не успев даже толком осознать, что делает. А сам сполз на пол, схватившись за голову.
Все концы в воду. Дирол воспитывал Рафаэлло и Тик Така с детства. Но откуда они у него взялись? Почему он взял на себя заботу о чужих — пусть он и дал им свою фамилию, но никогда не скрывал особо, что они не кровные родственники, — детях, будучи в то время ещё и сам слишком юным? Откуда он вообще взялся на «Эдеме», почти сразу же заняв пост главы лаборатории исследований? Эти трое будто бы и вовсе не существовали до своего появления на злополучной подводной станции много лет назад, и это само по себе уже было крайне подозрительно. Но и только. Никаких больше зацепок, ничего.
Столько вопросов и ни одного ответа. Все они покоятся теперь на дне моря.
А Марс сходит с ума по давно мёртвому человеку, о котором не знает ровным счётом ничего. Это было бы смешно, если бы Марсу не хотелось так отчаянно пустить себе пулю в висок при мысли об этом. Со странным трепетом он понимал, что, наверное, давно бы так и поступил, не будь у него Милки. Оставлять брата одного из-за собственного идиотизма и эгоизма он категорически не собирался.
— Оставь меня в покое, — глухо попросил он, невидяще глядя в стену и сжимая пальцы на висках. Он не знал, спит или бодрствует, перестал толком различать сон и явь; единственное, что он знал, — Рафаэлло услышит.
— Ты правда этого хочешь?
Невесомое прикосновение пальцев к шее. Марс сглотнул, закрыл глаза, чувствуя, как его решимость трещит по швам. Пальцы самовольно комкали висящий на шее красный шарф.
— Хочешь, чтобы я тебя оставил? Хочешь забыть всё то, что было? Ты действительно этого хочешь?
Его негромкий голос в ночной тишине звучал удивительно мелодично и уместно, правильно. Лёгкий ветерок играл занавесками, принося отголоски солоноватой морской свежести. Где-то далеко в траве стрекотал сверчок.
Марс со вздохом открыл глаза. Посмотрел на Рафаэлло, хорошо видимого в темноте комнаты. Такого чёткого, такого настоящего. Марс даже чувствовал, как щекочет ноздри знакомый запах кокоса, и впитывал в себя этот образ. Чистый, ясный, без крови, без мутаций, пугающий своей реалистичностью.
Кого он обманывал?
Зачем тянул сейчас с ответом?
Всё уже было решено.
И медленно покачал головой, чувствуя, как с каждым движением обрываются внутри него натянутые до предела нервы…
— Нет. Не хочу.
Никогда.
ххх
Воздушная, едва ощутимая горечь знакомо щекотала лёгкие. Марс прикрыл глаза, выпустил облако тёмного дыма изо рта. Его отнёс в сторону ветерок и растворил в прохладном воздухе бесследно.
— Как ты куришь эту гадость, — поморщился Сникерс, затушив свой окурок. Он в отличие от Марса курил далеко не такие крепкие сигареты, да и не так часто. — Кстати, побрейся ты уже наконец, а? Видок у тебя как у уголовника.
Марс фыркнул, приоткрыл один глаз, покосившись на полковника.
— Уже бегу.
А Сникерс лишь покачал головой. Сказал бы ему кто, что тот мальчишка-аккуратист, пришедший в «Сциллу» семь лет назад и неодобрительно поджимавший губы при виде сигарет, превратится вот в этого мужчину, ни за что не поверил бы. Слишком разительные перемены. Сникерс до сих пор сомневался, что это всё ещё был один и тот же человек.
Но, пожалуй, для работы это только плюс. Характер уже не тот, закалился. Его так просто уже не вывести из равновесия и не выбить из колеи. Для работы-то плюс, а вот для всего остального…
— Ты в курсе, что Милки грант выиграл за научную работу?
Марс поморщился и особо глубоко затянулся, делая вид, что его здесь нет.
— Не знаешь, — резюмировал Сникерс. — А мог бы, между прочим, поинтересоваться, как там твой брат. Хоть бы позвонил.
— Сникерс, отвали.
Тот проигнорировал неуставное обращение и отставать, конечно же, не собирался.
— Помирился бы. Вдруг что случится? Будешь всю жизнь себя корить. В конце концов, ты сам виноват, что вы разругались.
Марс переломил сигарету, сощурившись глянул на Сникерса. От этого его взгляда новобранцы в ужасе цепенели или разбегались кто куда, но Сникерс и глазом не моргнул, и взгляд отводить не собирался.
— Как бросит учиться в своём университете, так сразу.
— Марс, у него талант к биохимии. Грех губить на корню такой дар.
— Спасибо, я видел, к чему приводит вся эта наука, — Марс раздражённо швырнул сигарету в мусорку рядом со скамейкой. — И я не хочу, чтобы мой брат занимался этой дрянью. Я разгребаю дерьмо за этими умниками уже почти семь лет, так что знаю, о чём говорю.
— Ты невыносим, — возвёл глаза к небу Сникерс. Достал из сумки папку, протянул Марсу. — Следующее задание. Ознакомься, потом сообщишь «Харибде».
— Что на этот раз? — хмуро поинтересовался Марс, взяв папку. — Опять месить грязь на отшибе мира?
— Нет, вы отправляетесь в Италию, — качнул головой Сникерс. — Есть там одна организация… В общем, ознакомься внимательно. Миссия больше разведывательного характера, но… Сам знаешь, всякое бывает. Очень мутные там типы в руководстве, настоящее змеиное гнездо. Будьте готовы ко всему.
— Понял, понял, — кивнул Марс, спрятав папку во внутренний карман. — Не волнуйся, разберёмся.
Конечно разберётся. И не допустит, чтобы всех его ребят в процессе перерезали.
Одного раза ему вполне хватило.
— Рассчитываю на тебя, — слегка наклонил голову Сникерс и, кряхтя, поднялся. — Будем считать это официальным приказом, окей? От этого кабинета у меня уже голова болит, не хочу туда возвращаться.
— Ты же начальство, как скажешь, так и будет, — фыркнул Марс, снова закрыв глаза и всем своим видом показывая, что разговор окончен.
— Иногда я начинаю в этом сомневаться, — деланно недовольно проворчал Сникерс. Рукопожатие напоследок, и вот он уже садится в шикарный чёрный рейлмобиль, подъехавший как по заказу. Марс в душе всегда поражался этой его особенности — всегда казалось, что Сникерс действует как чёрт на душу положит, без какой-либо системы, но в итоге всегда оказывалось, что всё случилось именно так, как было задумано.
Когда рокот мотора отдалился и исчез, Марс приоткрыл глаза, уставившись в пасмурное небо. Ветер усиливался, постепенно сгущая нависшие над городом тучи. Марс поморщился и затянул потуже на шее красный шарф, застегнул куртку.
Нужно будет изучить бумаги, которые ему подсунул полковник, снарядить группу. Не зелёные новички, справятся.
Не было никаких причин для волнения, но внутри всё равно стремительно нарастала тревога. Это не было обычное возбуждение перед миссией. Что-то другое. Более глубокое и более… Личное.
Плохое предчувствие, заботливо подсказал тихий голос в голове, вызвав привычную дрожь вдоль позвоночника.
Марс недовольно поджал губы и полез в карман за сигаретами. Что за глупости. Просто очередная работа, ничего необычного. Отключить мысли. Отключить эмоции. Благо за последние годы он научился делать это до смешного хорошо.
Италия, значит. Что ж, прекрасно.
Что-то подсказывало ему, что скучать не придётся.
@темы: Команда Марс/Рафаэлло, Тема 5: мистика/хоррор/психодел
KosharikWildCat, мир МПП нас никак не может отпустить
может, даже не в рамках АВВ, а потом? не думали об этом?
читать дальше
Почему он такой спокойный и собранный? Возможно, потому что все взрослые мужчины когда-то были детьми)))
Мне сложно ответить вам))).
Кош-ш-шка, просто тут TYL!Сникерс, то есть уже взрослый, переживший многое мужчина. Он, конечно, разгильдяй до сих пор, но столько лет даром не прошли, да и работа разгильдяйству не способствует, поэтому он стал посерьёзней. Впрочем, тот же Пикник, с которым Сникерс долгое время работал в одной группе, упорно считал, что полковнику очень сильно не хватает серьёзности и что он
распиздяйразгильдяй каких поискатьХд за то описание выше всяких похвал. Желание перекусить отпало напрочь . Особенно с рыбами .
Большое уважение автору . Писать такую гнетущую атмосферу довольно сложно .
Спасибо! Здорово, что она вышла гнетущей, так и задумывалось.
Желание перекусить отпало напрочь . Особенно с рыбами .
Just as planned
Начало уже завораживает и заплетает: сон, явь, сон во сне? Автор буквально сразу берёт читателя в оборот, обрушивая на него то напряжение, с которым вынужден жить Марс.
кажется, сломалась пара рёбер. Но, Боже мой, какие же это были мелочи - пожалуй, именно эта фраза мастерски выражает всё то, что творится в душе Марса. Когда человек до такой степени переходит за грань боли (не имеет значения, что это всего лишь сон/видение) - он способен на всё. Дальнейшие действия только служат подтверждением, узором, отталкивающимся от опорной точки этих слов.
Раньше бы он никогда не посчитал это красивым, но… Но Рафаэлло, без сомнения, был красив, несмотря на щупальца и опухоли. А значит, красиво было и всё остальное. - ещё один сдвиг, столь же умело выраженный. Тут уже сдвигается восприятие, и это для меня, пожалуй, стало даже более страшным, чем вышеупомянутая "опорная точка". Марс не просто теряет себя - он теряет всё то, что было в его душе человеческого.
В комнату влетел Милки, посмотрел испуганно на брата, подбежал к нему, тряся за плечо.
— Марс, что случилось?!
Какой же раздражающий голос. - вот честно, в этом эпизоде мне показалось, что Марс в самом деле убил своего брата. Просто сердце оборвалось. Потом уже, в дальнейшем, поняв, что Милки жив - перевела дыхание. Всё-таки Милки мне кажется единственной ниточкой, способной вытянуть Марса из кошмаров, и если бы он погиб - тот был бы обречён.(Что бы это ни было, он не собирался отдавать Этому брата без боя. - очень показательно в этом плане).Но автор сохранил мне надежду на лучшее)) Пусть Милки пока ничего толком не сделал для этого, но больше с Марсом сладить не под силу никому)
Очень мутные там типы в руководстве - сразу промелькнула мысль о Ронднуаре и Роше)) Да и Рафаэлло ведь имеет прямое отношение к Италии... быть может, именно там Марсу суждено найти разгадку?
Слегка удивил, правда, Сникерс. Он ведь прекрасно видел неуравновешенное состояние Марса - в таком состоянии посылать на миссию, да ещё и разведывательную, что требует, я полагаю, всё-таки больше скрытности и хладнокровия, чем умения хорошо драться и вгонять в ступор жутким взглядом)) Со стороны полковника Кларенса этот шаг выглядит действительно форменным разгильдяйством)) Остаётся только поверить на слово Марсу, что всегда казалось, что Сникерс действует как чёрт на душу положит, без какой-либо системы, но в итоге всегда оказывалось, что всё случилось именно так, как было задумано. Но в таком случае хочется увидеть, как же сработает в данном случае эта особенность Сника, поэтому закономерный итог моего отзыва - я очень хочу увидеть продолжение, точнее, завершение этой истории)
+1
Текст шикарен.
Вы очень точно увидели и поняли те сдвиги, которые первыми эпизодами хотелось в психике Марса передать, просто снимаем шляпу
Марс не просто теряет себя - он теряет всё то, что было в его душе человеческого.
Да, всё именно так.
Всё-таки Милки мне кажется единственной ниточкой, способной вытянуть Марса из кошмаров, и если бы он погиб - тот был бы обречён.
Пожалуй, так и есть. Милки единственное, что в данный момент вообще держит Марса в этом мире. Если бы он погиб... Марс бы недолго думал, что делать. Пистолет всегда под рукой...
быть может, именно там Марсу суждено найти разгадку?
Может быть... Но вопрос в том, хочет ли он её найти)
Он ведь прекрасно видел неуравновешенное состояние Марса - в таком состоянии посылать на миссию, да ещё и разведывательную, что требует, я полагаю, всё-таки больше скрытности и хладнокровия, чем умения хорошо драться и вгонять в ступор жутким взглядом))
Последний эпизод происходит пять лет спустя, как можно догадаться из речи Марса; но, наверное, стоило это оговорить более четко сразу же. К тому времени Марс весьма успешно научился создавать видимость контроля над собой)) Так что Сникерс, конечно, догадывается, что все совсем не в порядке, но мутные предчувствия еще не повод отстранять от работы,
тем более что сам Марс отстраняться категорически не желает.Да и у Сникерса там множество своих проблем и заботБольшое спасибо!
Брутальная Шляпа, рады, что понравилось
хочу увидеть продолжение, точнее, завершение этой истории)
+1
Обещать пока ничего не будем, посмотрим)